Книга мертвых «Аль Азиф»-«Некрономикон. Книга мертвых «Некрономикон О составлении благовония Зкауба

07.08.2021

НЕКРОНОМИКОН

Исследователи Колин Уилсон, Джордж Хэй, Роберт Тернер и Дэвид Лэнгфорд осуществили перевод зашифрованной рукописи д-ра Джона Ди под названием «Liber Logaeth», части более обширного манускрипта неизвестного происхождения. На основании истории этой рукописи и сходства ее содержания с мифами о Ктулху, исследователи представляют ее как документ или часть документа, легшего в основу «Некрономикона» Г.Ф.Лавкрафта.

КНИГА АРАБА АБДУЛА АЛЬХАЗРЕДА, ДАМАСК, 730 г.

О Древних и об их потомстве.

Древние были, есть и будут. До рождения человека пришли Они с темных звезд, незримые и внушающие отвращение, спустились они на пер возданную землю.

Много столетий плодились Они на дне океанов, но затем моря отсту пили перед сушей, и полчища Их выползли на берег, и тьма воцарилась над Землей.

У ледяных Полюсов воздвигли Они города и крепости, и на высотах возвели Они храмы Тем, над которыми не властна природа, Тем, над кото рыми тяготеет проклятие Богов. И порождения Древних наводнили Землю, и дети Их жили долгие века. Чудовищные птицы Лэнга творения рук Их, и Бледные Призраки, обитавшие в первозданных склепах Зин, почитали Их своими Владыками. Они породили На-Хага и тощих Всадников Ночи; Великий Ктулху брат Их и погонщик Их рабов. Дикие Псы приносят им клятву верности в сумрачной долине Пнот, и Волки поют им хвалу в предгорьях древнего Трока.

Они странствовали меж звезд и скитались по Земле. Город Ирем в великой пустыне познал Их; Лэнг, лежащий посреди Ледяных Полей, видел, как Они проходили мимо; знак Их остался на стенах вечной цитадели, скрытой в заоблачных высотах таинственного Кадафа.

Бесцельно блуждали Древние по тропам тьмы, нечестивая власть Их над Землей была велика: все творения склонялись перед Их могуществом и ведали силу Их злобы.

И тогда Старшие Владыки открыли глаза и увидели всю мерзость Тех, кто свирепствовал на Земле. В гневе Своем Старшие Владыки схватили Древних посреди Их бесчинств и сбросили Их с Земли в Пустоту за гранью миров, где царит хаос и изменчивость форм. И возложили Старшие Владыки на Врата Свою печать, сила которой не уступит натиску Древних. Тогда чудовищный Ктулху поднялся из глубин и обрушил свою ярость на Стражей Земли. Они же сковали его ядовитые челюсти могущественными заклятиями и заточили его в подводном Городе Р"лиех, где он будет спать мертвым сном до конца Эона.

Отныне Древние обитают по ту сторону Врат, в закоулках между мирами, известными человеку. Они блуждают вне сферы Земли в вечном ожи дании того часа, когда Они вновь смогут вернуться на Землю: ибо Земля познала их и познает впредь в назначенный час.

Повелевает же Древними мерзкий бесформенный Азатот, и обитают Они вместе с Ним в черной пещере в центре бесконечности, где Он жадно вгрызается в бездонный хаос под сводящий с ума грохот невидимых бара банов, нестройный визг пронзительных флейт и неумолчный рев слепых, лишенных разума богов, что неустанно ковыляют без цели и размахивают руками.

Душа Азатота обитает в Йог-сотхотхе, и Он подаст знак Древним, когда звезды укажут время Их прихода; ибо Йог-сотхотх это те Врата, через которые вернутся Жители Пустоты. Йог-сотхотху ведомы лабиринты времени, ибо все время едино для Него. Ему ведомо, где во времени по явились Древние в далеком прошлом и где Они появятся вновь, когда за вершится оборот колеса.

День сменяется ночью; день человека пройдет, и Они снова воцарятся в своих былых владениях. Ты познаешь их грязь и мерзость, и проклятие их обрушится на Землю.

О наблюдении времен и сезонов.

Когда бы ты ни стал призывать Их из Внешнего Мира, ты должен сле довать сезонам и временам, когда пересекаются сферы и открываются токи из Пустоты. Ты должен наблюдать за циклом Луны, за движениями планет, за дорогой Солнца через Зодиак и за восходом созвездий.

Последние Обряды надлежит исполнять лишь в подобающее для них время, а именно: в праздник Свечей (второй день второго месяца), в праздник костров Бельтан (канун мая), в праздник урожая (первый день восьмого месяца), в День Креста (четырнадцатый день девятого месяца) и в праздник Хэллоуин, канун Дня Всех Святых (канун ноября).

Взывай к ужасному Азатоту, когда Солнце находится в знаке Овна, Льва или Стрельца; когда Луна идет на убыль, а Марс соединяется с Са турном. Могучий Йог-сотхотх ответит на твой призыв, когда на празд нество урожая Солнце пребывает в огненном жилище Льва. Чудовищного Гастура призывай в Ночь Свечей, когда Солнце в Водолее, а Меркурий ук реплен благоприятным аспектом тригона.

Великого Ктулху позволено тревожить лишь в ночь Хэллоуина, когда Солнце пребывает в жилище Скорпиона и восходит Орион. Когда Хэллоуин совпадает с новолунием, сила твоих заклятий будет наибольшей.

Шаб- Ниггурата заклинай в ту ночь, когда на холмах пылают костры Бельтана, а Солнце пребывает во втором знаке. Повтори обряды Дня Крес та, и Черный появится пред тобою.

О воздвижении камней.

Дабы устроить Врата, через которые Они могут явиться тебе из Внешней Пустоты, надлежит установить в особом порядке одиннадцать кам ней.

Сперва следует расставить четыре главных камня, которые укажут направления четырех ветров, каждый из которых дует в свою пору. На Се вере воздвигни камень Великого Холода, который станет Вратами для зим него ветра, и вырежь на нем знак Земного Быка:.

На Юге (на расстоянии пяти шагов от камня Севера) установи камень зноя, через который дуют летние ветры, и изобрази на нем метку Ль ва-змеи:.

Камень вихрей надлежит поставить на Востоке, где происходит пер вое равноденствие. Вырежь на нем знак того, кто поддерживает воды:.

Врата Ураганов должны отметить точку крайнего Запада (на расстоянии пяти шагов от камня Востока), где Солнце умирает по вечерам и воз рождается ночь. Укрась этот камень эмблемой Скорпиона, хвост которого достигает звезд:.

Затем установи семь камней Тех, кто странствует в небесах, раз местив их вокруг четырех внутренних Врат таким образом, чтобы их про тиворечивые влияния сконцентрировались в точке силы.

На Севере, за камнем Великого Холода, на расстоянии трех шагов помести первый камень камень Сатурна. Далее на равных расстояниях расположи по кругу по часовой стрелке камни Юпитера, Меркурия, Венеры, Солнца и Луны, пометив каждый соответствующим знаком.

В центре этого сооружения надлежит установить Алтарь Великих Древних, запечатав его символом Йог-сотхотха и могущественными Именами Азатота, Ктулху, Гастура, Шаб-Ниггурата и Ньярлатхотепа. И камни эти станут Вратами, через которые ты призовешь их из Пустоты, лежащей за пределами времени и пространства.

Обращайся к этим камням ночью, когда Луна идет на убыль, обратив лицо в том направлении, откуда Они придут. Произноси слова и делай жесты, которые призовут Древних и помогут Им вновь ступить на Землю.

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Н. Бавина
Лицом к лицу пред пропастию темной

Став на космическую точку зрения, можно сказать, что существует бесконечное множество миров, бесконечное множество рядов как телесного, так и духовного приспособления, бесконечное множество субъективных миров, т. е. представлений мира, бесконечное множество рядов опыта и реагирования.

Карл Дю Прель. «Философия мистики»

…испуг души его перед всем чудесным и катастрофическим…

Н. Бердяев

Ховард Филлипс Лавкрафт родился 20 августа 1890 г. в американском городе Провиденс, штат Род-Айленд. Не по летам развитой мальчик освоил азбуку, когда ему было два года, и в четыре уже бегло читал. В нем рано пробудился интерес к наукам, и в возрасте всего лишь шестнадцати лет он начал постоянно печататься в «Провиденс Трибьюн» со статьями по астрономии. Из-за некрепкого здоровья, послужившего причиной его ранней смерти в 1937 г., болезненной застенчивости и нелюдимости он редко отлучался из родного города, к которому испытывал сильнейшую привязанность и где прожил всю жизнь.

Его литературная карьера началась в 1923 г. с появлением новеллы «Дагон» в одном широко известном журнале. В оставшиеся ему четырнадцать лет жизни его рассказы о таинственном и ужасном шли непрерывной чередой; среди них ставшие классикой жанра «Крысы в стенах», «Сторонний», «Натурщик Пикмэна», «Краски из космоса», «Зов Ктулху», «Кошмар Данвича», «Нашептывающий во мраке», «Наваждающий тьму» и другие. Несмотря на довольно удачное течение литературной карьеры, Лавкрафт нередко терзался сомнениями в подлинной ценности многих своих новелл, в их способности оказывать воздействие на читателя, и ему настолько удавалось заражать своими сомнениями других, что некоторые его вещи, причем из лучших (например, «Хребты безумия»), были напечатаны только после его смерти. Причина этого таилась, по преимуществу, в особенностях его натуры визионера и затворника, ощущавшего себя мучительно изолированным от людей, в общении предпочитавшего живому слову переписку. Множество мотивов, встречающихся в его творчестве, восходит к исключительно ярким сновидениям – очевидно, не будет натяжкой назвать их визиями, – которые посещали его всю жизнь. Этим объясняется особенность его стиля, с одной стороны, и ощущение подлинности некой реальности, которую он описывает, с другой. Реальность эта, не постижимая обычным набором чувств, «незримое простому глазу задальнее», и диктует ту особую манеру письма, скорее косвенно намекающую, чем прямо показывающую, стремящуюся, по словам другого духовидца, дать почувствовать «сквозь необычные сочетания слов, сквозь эти образы, почти лишенные очертаний, наличие такой реальности».

«Это внутреннее пространство, – по определению Джеймса Болларда, американского фантаста, также исследующего человеческую природу через символ и миф, – та территория, где внешний мир действительности и внутренний мир души сходятся и сливаются», или, по словам К. Г. Юнга, «те пограничные области psyche , которые развертываются в таинственную космическую материю». Интерес к пограничным состояниям сознания является, очевидно, признанием того, что «неизжитые и неизведанные космические энергии со всех сторон наступают на человека и требуют с его стороны зрячей, мудрой активности». Для обыденного же научного и философского сознания этот космический план жизни остается закрыт. К слову, Кингсли Эмис в своей книге «Новые карты ада» (1960) – путеводителе по «несусветному» миру научной фантастики – упоминая о Лавкрафте, находит нужным сказать лишь то, что он более чем созрел для курса психоанализа. Можно попытаться взглянуть на произведения Лавкрафта и с точки зрения глубинной психологии, предлагающей весьма конструктивный подход при анализе творчества, обращенного к бессознательному и часто напрямую оперирующему его символами.

Трансперсональный опыт, обретаемый в ходе глубинного исследования психики, свидетельствует, что границы между человеком и остальной вселенной не неизменны; при глубокой саморазведке индивидуального бессознательного происходит нечто, по своему эффекту напоминающее лист Мёбиуса. Индивидуальное развертывание психики оборачивается процессом событий, происходящих в масштабах целого космоса, раскрываются связи между космосом и индивидуальностью. Для персонажей Лавкрафта лист Мёбиуса разворачивается, если можно так сказать, в обратную сторону: обращение к космосу, попытки овладения его тайнами и мудростью ввергают их в глубины собственного бессознательного. В этом смысле образ звездных небес, некоей области космической мудрости, и является у Лавкрафта визуализацией особой природы бессознательного. Эту его природу, практически в тех же образах, схватывает интроспективная интуиция, сознание, направленное на самое себя, например, в психомифе Урсулы К. Ле Гуин «Звезды внизу»: «Звезды, отраженные в глубокой воде… золотой песок россыпью в черноте земли». Хотя и психомифы Ле Гуин не представляются уже собственно литературой, поскольку призваны решать не чисто эстетическую задачу, все же в данном случае речь еще идет об интуиции художественной. Но вот то, что здесь является метафорой, дается как актуальная реальность в опыте-переживании другого порядка: «…в глубине своего существа мальчик знал, что уже обладает той свободой, которую ищет. Это открылось однажды ночью, когда ему едва минуло девять лет. В ту ночь небо со всеми своими звездами вошло в него, повергнув его замертво наземь», – читаем в жизнеописании одного из современных индийских Учителей. Высоты оборачиваются глубинами, и герои Лавкрафта завязают в «тине глубин» («Я погряз в глубоком болоте» – Пс. 68: 3), в порождаемой умом грязной жиже греховных мыслей, во тьме своего бессознательного. И стремятся они, как правило, во все большую тьму и глубь, не в состоянии, очевидно, противиться соблазну зияющих высот, парадоксов психики. Одного за другим начинает их влечь назад, в прошлое, в лоно предков, к первоначальной нераскрытости, «по ту сторону». По воле обстоятельств или по собственной воле, они оказываются в том единственном месте, где может решиться их судьба: или в городке у моря, как в рассказе «Празднество» и «Тень над Инсмутом», или под сенью вековечных лесов, как в «Кошмаре Данвича», в повести «Затаившийся у порога» и в рассказе «Серебряный ключ». Море у Лавкрафта, как бы постоянно присутствующее на периферии зрения, – это mare nostrum с его «тиной глубин», стихия хаоса и разрушения – пучина бессознательного. Подземельными коридорами в бездны моря уходит, следуя вековому завету предков, герой «Празднества» и, став свидетелем ужасных чудес, не постигаемых телесным зрением, столкнувшись с сознанием, не стесненным костяком головы, и встретив червя гложущего, едва не теряет рассудка, потому что дневному, более косному, заполненному предметностями уму нету хода в те «нехоженые, непроходимые места».

Рэндольф Картер («Серебряный ключ»), отличающийся от других персонажей Лавкрафта своей большей внутренней целостностью (он представляет собой не только «сознательное я», в нем как будто интегрированы и другие компоненты психики) и могущий быть названным, с некоторым основанием, alter ego автора, а не только одной из его масок, – этот Картер, разуверившись в культуре и рациональном мышлении, «излагающем действительность в точных терминах», вполне обдуманно обращается вспять, «к первоначальной нераскрытости, невыявленности, простоте и элементарности духовной жизни». Оставив городскую механизированную цивилизацию, где внутренняя жизнь природы «закрыта на ключ», он углубляется в мистический ландшафт своего детства, нисходя к общему истоку. И здесь – «плата за вход: ваш рассудок». Нужно нарушить знакомую перспективу восприятия «сознательным я», должна произойти дезориентация мира: «все забыть, все потерять, чтобы все стороны смешались, утратив свой абсолютный характер, сделались относительными, чтобы направление… движения было единственной координатой мира, и то все время колеблющейся». В поисках «внутреннего пространства» так же поступает один из персонажей Дж. Болларда: повернув несколько раз наобум, он просто теряется среди расположенных правильными рядами огромных бетонных «кубиков». Опыт, в сущности, не новый – чтобы себя найти, надо себя потерять. Когда Рэндольф Картер в лесу, «сбившись, забрел чересчур далеко», он и вернулся в дом своего детства и к себе самому – мальчику, который на десятом своем году через глубокий подземельный грот (со знаменательным названием «Аспидова нора», относящим его к области хтонического и поддерживающим мотив дерева – мировой оси, в чьих корнях таится хтонический змей) сумел уйти, опять-таки увязая в жидкой грязи «тины глубин», покрывающей дно грота, – уйти туда, где дракон бессознательного, «облюбовывающий пещеры и темные места», еще не принесен в жертву.

Замечание П. Флоренского о том, что «символы не укладываются на плоскости рассудка, структура их насквозь антиномична», как нельзя лучше описывает противостояние «этого» и «иного» мира, выстроенное по вертикали Лавкрафтом. То закрытое, без окон, пространство на колокольнице, где Роберт Блейк находит Сияющий Трапецоэдр («Наваждающий тьму»), уводит его не только в глубины космоса, но и в пучины собственной психики; ту же функцию исполняет и другое замкнутое пространство в рассказе «Кромешные сны», где герой одержим желанием попасть на чердак с крысами, расположенный прямо над его головой. На внутреннюю соотнесенность этих замкнутых, тесных пространств, дающих, однако, выход в безграничность космоса, с тесной черепной коробкой и зияющей в ней бездной духа, намекают две метафоры, вольно или невольно реализованные в тексте. Это rats in the attic (крысы на чердаке) и bats in the belfry (летучие мыши на колокольне), аналогичные русскому «чердак не в порядке». В рассказе «Наваждающий тьму» образ колокольницы-головы дополнительно усиливается образом «громадного туловища» церкви. И в том и в другом рассказе герой с интересами и наклонностями странного свойства и, главное, постоянно мыслящий в одном направлении и тем как бы настраивающий в резонанс разные порядки бытия, проникнув в это замкнутое пространство, переживает парадоксальное состояние их сингармоничности – взаимосвязанности и взаимозависимости, – раздельно-слитое существование «этого» и «иного» миров. О том, в какие именно области духа проникает герой Лавкрафта, о том, что речь идет опять-таки о «тине глубин», дают понятие миазмы, неизменно сопутствующие подобным прорывам, ядовитое дыхание преисподней. В замечательной своей поэтической выразительностью новелле «Музыка Эриха Занна», где скрипач своей игрой порождает вибрации, стабильно поддерживающие резонанс двух порядков бытия (своего рода черный вариант одержимости музами – ведь «художник остается открытым духу, с какой бы стороны тот ни влиял на него»), злосмрадием проникнута вся улочка, на которой происходит действие.

Другим способом вхождения в иное бытие для многих персонажей Лавкрафта являются сон и сны («По ту сторону сна»). С мистическим опытом древнеиндийских Учителей, говоривших, что в глубоком сне человек равен Вселенной, перекликается современный трансперсональный опыт, свидетельствующий, что «в определенных условиях оказывается возможной пространственная идентификация с любым объектом универсума, включая весь космос». Визионеры Лавкрафта рано или поздно сталкиваются с трансперсональными размерностями психики и, хотят они того или нет, отправляются в «путешествие за пределами мозга». Опыт переживания двойной реальности для них мучителен: дневной, оперирующий предметностями ум отвергает ночные откровения, даже когда будто бы находятся доказательства – ожоги нездешнего солнца на лице и руках, необъяснимое зловоние, источаемое одеждой и волосами; но само это психическое напряжение порождает стресс, действующий как спусковой механизм. Принять же рассудком эти визии как реальные не равнозначно ли признанию того, что «кошмары – это щели ада? И страшные сны переносят нас в ад в буквальном смысле слова?» Когда ведется речь о снах, посещающих героев Лавкрафта, подразумевается, что они «кромешные»; когда речь о прорывах в иное бытие, подразумевается, что это не божественный космос, а инфернальный хаос (божественный свет, подвергшись инверсии, превращается в скверно пахнущий адский пламень). Что же делает переживание иной реальности однозначно ночным кошмаром, вплоть до присутствия демона, вызывающего кошмар? Освоение иной реальности идет на уровне всего универсума, о чем сигнализируют геометрические символы, «класс мифопоэтических знаков, воплощающих модель мира». Удивительные криволинейные иероглифы, раз захватив, не отпускают внимания профессора Писли, отправляющегося во тьму времен («Тень тьмы времен»). Еще больший геометризм присущ видениям Джилмана: «…иногда Джилман уподоблял неорганическую материю призмам, лабиринтам, скоплениям кубов и плоскостей»; при каждом погружении в «сумеречные бездны» вокруг него «кишели геометрические тела» (как специфические, часто встречающиеся при трансформации сознания визуальные галлюцинации, «цветные геометрические тела», они были названы в 1928 г. Хайнрихом Клювером «констант-формами»), пока наконец геометрический апогей не достигается в видении «безбрежных джунглей диковинных, невероятных шпилей, уравновешивающих друг друга плоскостей, куполов, минаретов, дисков, горизонтально балансировавших на остриях вершин, и бесчисленных объектов еще более дикой конфигурации которые сияли богатством красок в смешанном, почти обжигающем зареве многоцветного неба» (наверное, того самого «неба в алмазах», которое показывала «Люси»: Lucy in the Sky with Diamonds , LSD) и вспышке «невиданного, неземного света, в котором умопомрачительно и нераздельно смешались охра, кармин и индиго». Интенсивное переживание цвета – это также один из компонентов трансперсонального опыта: «калейдоскопическое кружение красок», «сложные узоры павлиньего оперения», или cauda pavonis. Флюоресцирующие, радужные отливы камня, из которого возведен весь город во тьме прошлого, отмечает и профессор Писли. Джилман же переживает еще не только изощрение слуха «до невыносимой противоестественной степени», но и «заметные изменения перспективы»: «…о собственном своем виде судить он не мог, поскольку руки, ноги и торс не попадали в его поле зрения из-за странного нарушения перспективы; но он ощущал, что его физическое строение и способности были как-то удивительно претворены в смещенной проекции, однако не без некоей гротескной связи с его нормальным сложением и свойствами», то есть при путешествии за пределами мозга он не испытывает «ни замешательства, ни дезориентации в отношении идентификации личности». Еще один компонент трансперсонального опыта, получивший название presque vu (почти увиденное; термин, запущенный в оборот также Х. Клювером), содержательно связан с мифологемой, на основе которой Лавкрафт выстраивает свой мир. Это компонент, характеризующий познавательную сторону трансперсонального опыта: чувство пребывания на грани великого прозрения, апокалиптического откровения или неопровержимой истины. Это чувство по отношению к своим математическим выкладкам испытывает Джилман; но на более глубоком уровне это ощущение возможности всеведения и притягивает Джилмана и других персонажей Лавкрафта, включая самых низменных полувыродков, расплачивающихся за служение темным богам предков, к сомну этих Предвечных богов. В центре мироздания оказывается своего рода гностическое божество, не имеющее атрибутов, res simplex («простая вещь» алхимии), «несознающее»: «То, от чего твари обретают свою тварность, есть невидимый и недвижимый Бог, по воле которого рождается понимание».

У Лавкрафта это мифологема Абсолютного Хаоса, «в сердце которого раскинулся незрящий несмысленный бог Азафот, Владыка Всех Тварей, окруженный шаркающим роем своих бездумных и бесформенных плясунов, усыпляемый пронзительным однотонным свистом демонской флейты в безымянных лапах» 1
Здесь можно вспомнить распространенное в древности представление, что слепота и темнота или невидимость, как зрение и свет, в некотором смысле тождественны. И «незрящий» (blind ) можно перевести старым русским словом «невишной», семантически почти смыкающимся с «невидимый»; да и ряд синонимов к слову «слепой» – омраченный, темный, как и другое значение «blind» – «бессмысленный», поддерживает представление о свертывании света и упорядоченности как наступлении тьмы и хаоса.

Сложная фонетика имени Азафот, по-видимому, не просто призвана способствовать созданию образа, «почти лишенного очертаний», функционируя как «фонетика непонятных слов, которая свободна от навязанных извне понятий – она ведет к образованию самых неожиданных зрительных представлений». Его имя как вседержителя знания можно, кажется, возвести к термину Azoth , которым в «Aurelia occulta» назван Меркурий и который объясняется там следующим образом: «Ибо он есть Α и Ω, сущие везде. Философами он украшен именем Azoth , которое составлено из A и Z латинян, альфы и омеги греков, алефа и тау евреев». В отрывке речь идет о Меркурии, Гермесе Трисмегисте, представляющем собой хтоническую триаду («ибо в камне суть тело, душа и дух, и все же сие есть единый камень»), соотносимую с Троицей, «систему высших сил в низшем»; хоть он и представляет темную половину, он не является злом как таковым, его называют «благом и злом». Из имени Азафот можно вычленить имя египетского бога Тота (Toth ), посланника богов, герменевта (истолкователя), указующего путь в мистическом странствии: «Он соделает тебя свидетелем таинств божества и тайн природы». У Лавкрафта этот аспект верховного божества становится отдельной ипостасью: «предстатель, или посланец темных и страшных сил «Черный человек» ведовства и Ньярлафотепа Некрономикона. Встречи именно с ним, с посланцем несмысленного демона-султана Азафота, так панически боится Джилман, начитанный в Некрономиконе, книге ужасающих тайн безумного араба Абдуль Альхазреда. Семантику этого названия уточняет соотнесение ее со сферой necronomic явления телепатии, или события-знамения будущего; в одном из старинных лексиконов определяется как «знаки, упадающие с небес на землю». Сам же безумный араб-чернокнижник, пророчествующий о безднах космоса и духа, представляется как бы темной ипостасью писателя, с дрожью отшатывающегося от края этих бездн.

Прочитанное Джилманом наяву материализуется в его снах, он из последних сил бьется над тем, чтобы отличить реальность яви от реальности сна: «…что, если бегство со снящегося во сне чердака приведет его попросту в снящийся во сне дом – искаженную проекцию того места, куда он стремился?» Страх, знакомый сновидцам, например, у Борхеса – пробудиться «не к бдению, а к предыдущему сну. А этот сон, в свою очередь, заключен в другом». Страшно же потому, что в этом коренится предузнавание:

Мы созданы из вещества
Того же, что наши сны.
И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь

А значит, стены, которые городит «эго», защищая «я-концепцию» от «распыляющих космических ветров» – «ибо опасно знать некоторые космические силы и тайны», «опасно слишком много видеть и слышать, чтобы не быть ослепленным и оглушенным», – не фиксированы и не абсолютны. «Сознание… может выйти из привычных границ и включить в себя те элементы глубокого бессознательного, о которых никто при обычных обстоятельствах и не подозревает». Страх наводит вечно маячащая за спиной «сознательного я» Тень, грозящая «сознательному я» одержанием. В тщетной попытке избавиться, «эго» отторгает Тень в виде проекции – Черного человека, посланца черного престола Абсолютного Хаоса, истолкователя и поводыря в мистическом странствии. Антиномичный по своей структуре, он оживает в подсознании Джилмана, выполняя свою функцию поводыря: «…он почувствовал, что в подсознании есть те углы (геометрические. – Н. Б. ), которые его наставят, впервые одного и без чьей-либо помощи, на дорогу в нормальный мир». О том же, видно, говорит Гамлет:

…нас безрассудство
иной раз выручает там,
где гибнет глубокий замысел;
то божество намерения наши
довершает, хотя бы ум
наметил и не так…

Но слишком наработан у Джилмана навык ума, чтобы его отношения с Тенью могли быть чем-то иным, кроме одержания. Заполонение сферы сознательного бессознательными содержаниями приводит к переживанию «смерти эго» – безжалостному разрушению всех связей в жизни человека.

Но даже если бы сознание могло, до некоторой степени, интегрировать «психическую» часть проекции, вместе с ней интегрировалась бы и «космическая» часть, поскольку то, что стоит между светом и тьмой, объединяя противоположные полюса, причастно каждой из сторон. А поскольку космос бесконечно огромней нас, то, скорее, мы будем поглощены его «безличным, нечеловеческим духом, единым». «В этих проекциях мы встречаемся с проявлениями “объективного” духа, истинным источником и началом (matrix ) психического опыта-переживания, самым подходящим символом для которого служит материя… этот объективный дух, который сегодня мы называем “бессознательным”: неподатливый, как материя, таинственный и ускользающий, он подчиняется законам, столь нечеловеческим или сверх-человеческим, что для нас они кажутся тягчайшим преступлением против человека» (К. Г. Юнг). Именно таким оказывается опыт «космического поглощения» для героев Лавкрафта: Рэндольф Картер, уйдя за Врата Серебряного Ключа, испытывает тотальную аннигиляцию «попадания на космическое дно», когда, миновав миры богов, входит в пустотный Абсолют. Движение его к запредельному («за Вратами») Первоначалу было попятным, возвратным – архаизацией, стремлением «к первоначальной нераскрытости и… простоте», к дезориентации мира; оно шло как разрушение его высокоорганизованной человеческой личности, концом такого пути только и может быть полная аннигиляция, распыление космическими вихрями.

В произведениях Лавкрафта, о которых в основном велась речь, этапы «мистического странствия» обозначены, может быть, наиболее полно. Однако и в других его вещах, и в «малых формах», и даже в незаконченных отрывках отражаются те или иные перипетии глубокой саморазведки (self-discovery ). В блестящей новелле «Сторонний» можно выделить как бы два сообщения – мифологическое, о раздельно-слитом существовании «этого» и «иного» миров; и психологическое, о прорыве в сознание бессознательных содержаний. Герой, живущий в абсолютном уединении некоего замка и не в силах более выносить одиночества, решается взойти на башню, которая возносится выше самых высоких деревьев, окружающих замок, в надежде сверху увидеть выход из леса. Добравшись до верхней площадки башни, он выходит из-под земли… на поверхность. Соответственно тому, что мир героя оказывается преисподним миром, он и сам – к вящему своему ужасу – оказывается выходцем с того света. Ощущение головокружительного ужаса и достигается в первую очередь этим неожиданным переключением позиций «верха» и «низа», вызывающим чувство, что земля уходит из-под ног. Кроме того, в свойственной Лавкрафту манере, повествование обрывается в самый момент катастрофы – герой, пораженный ужасом, оставлен лицом к лицу со своей темной половиной.

В рассказе «Краски из космоса» по-своему реализуется средневековое представление о нисходящем с неба и, следовательно, способствующем «возгонке» (сублимации, очищению) зелье. Это «луч или излучение некоей звезды, или ее отбросы, избытки, сбрасываемые на землю» (их также называют «звездный студень» и «ведьмино масло»; это студенистые водоросли, появляющиеся после затяжных дождей). С ним соседствует другое очистительное снадобье – медвяная роса, содержащая алкалоиды спорыньи и действующая, в том числе как психоделик. Соединяя в себе студенистость и способность порождать радужную игру красок, субстанция, занесенная из космоса, производит, однако, действие, прямо обратное очистительному.

У Лавкрафта, надо сказать, «средний человек», тот, кто лишь случайно оказывается затянутым в «смерчеобразное бурление» объективного духа, более чем счастлив бывает вернуться в уют садовой полоски, но отныне и впредь тревожат его сны – эти щели ада. В аду к тому же Лавкрафт не только открывает новые, после него ставшие частопосещаемыми, сайты, он вызывает на дневной свет и некоторых до него неизвестных обитателей преисподних земель – на банкете по поводу Последней битвы добра и зла в канун нового тысячелетия (не обязательно третьего), когда д-р Оустин прочитал свой доклад о Лавкрафте, – Безымянный Ужас, благоухая мускусом чревоземных, прохаживается об руку с натурщиком Пикмэна, в окружении Асмодея, Маски Красной Смерти, Гекаты и других канонических фигур. («Принеси мне голову Прекрасного принца» (1991), роман написан каноническими в свою очередь фигурами: Р. Желязны, new wave , и Робертом Шекли, mainstream ).

Сопричастным опыту Роберта Блейка («Наваждающий тьму») становится герой повести Ф. Лейбера «Мадонна тьмы» Франц Уэстен; и его завораживает холм, из окна виднеющийся вдали, в городском наволоке. Писатель и сам, да еще автор макабрических рассказов о сверхъестественном, он быстро схватывает литературные аллюзии, вплетающиеся в переживание им другой реальности. Следя в бинокль за таинственной фигурой, то появляющейся, то исчезающей на вершине холма, он называет ее «Затаившийся на верхушке», произведя бессознательную инверсию лавкрафтовского названия «затаившийся у порога» («верх» и «низ» во «внутреннем пространстве» легко меняются местами). Бессознательную – потому, что сознательную параллель проводит с рассказом «Наваждающий тьму».

Можно и дальше множить примеры того, что за самыми экстравагантными фантазиями Лавкрафта стоит «отдельная реальность»; можно говорить об архаичности его слога (даже в письмах он отдает предпочтение старинным грамматическим формам), который своим строем иногда напоминает строй библейских текстов, требующий известной повторяемости (если и считать его стиль данью лорду Дансейни, которым Лавкрафт восхищался, все же надо сказать, что писать «фантазии в манере Дансейни» он начал до того, как открыл для себя творчество ирландского мэтра). Но рассуждениями не дойти ни до какого места, указуя на которое, можно сказать – вот от чего объемлет душу испуг. Тут нужен опыт другого порядка.

Без ссылок в тексте упоминаются Д. Андреев, А. Ремизов, Н. Бердяев, Д. Жуковский, Ф. Сологуб, Тимоти Лири, Ст. Гроф, Х. Кортасар, К. Кастанеда, У. Шекспир.

Нина Бавина

НЕКРОНОМИКОН

КНИГА АРАБА АБДУЛА АЛЬХАЗРЕДА, ДАМАСК, 730 г.

О Древних и об их потомстве.

О наблюдении времен и сезонов.

НЕКРОНОМИКОН

КНИГА АРАБА АБДУЛА АЛЬХАЗРЕДА, ДАМАСК, 730 г.

О Древних и об их потомстве.

О наблюдении времен и сезонов.

Шаб– Ниггурата заклинай в ту ночь, когда на холмах пылают костры Бельтана, а Солнце пребывает во втором знаке. Повтори обряды Дня Крес та, и Черный появится пред тобою.

О воздвижении камней.

О различных знаках.

Эти могущественные знаки надлежит делать левой рукой во время Ри туалов. Первый из них знак Вур; по природе своей это истинный сим вол Древних. Делай его всегда, когда бы ты ни стал призывать Тех, кто вечно ожидает за Дверью.

Второй знак Киш. Он разрушает все преграды и открывает врата Предельных Сфер.

На третьем месте идет Великий Знак Коф, который запечатывает Вра та и охраняет пути.

Четвертый знак Старших Богов. Он защищает того, кто пробудит эти силы в ночное время, и изгоняет силы безумия и вражды.

(Примечание: Старший Знак имеет еще одну форму. Если его изобра зить в таком виде на сером камне Мнар, то он поможет тебе навсегда отогнать силы Великих Древних.)

О составлении благовония Зкауба.

В день и час Меркурия, в период растущей Луны надлежит взять равные части мирры, цибетина, сторакса, горькой полыни, ассафетиды, галь банума и мускуса, тщательно перемешать и измельчить в тончайший поро шок.

Помести эти компоненты в сосуд из зеленого стекла и запечатай медной пробкой, на которой предварительно следует вырезать знаки Марса и Сатурна.

Подними сосуд к Четырем Ветрам и громко произнеси эти слова верховной власти:

К Северу: ЗИДЖМУОРСОВЕТ, НОИДЖМ, ЗАВАХО!

К Востоку: КВЕХАИДЖ, АБАУО, НОКВЕТОНАИДЖИ!

К Югу: ОАСАИДЖ, ВУРАМ, ФЕФОТОСОН!

К Западу: ЗИДЖОРОНАИФУЕФО, МУГЕЛЬФОР, МУГЕЛЬФОР-ЙЗХЕ!

Об этой книге ходят легенды. Её всегда окутывал ореол зловещей тайны. Жуткие легенды, связанные с книгой мертвых «Некрономикон» («Necronomicon»), знакомы человечеству уже долгое время. В разные времена книгу называли по-разному - «Ключ от ворот ада», «Книга Зла», «Книга Мертвых», но сегодня чаще всего её называют «Книга мертвых Некрономикон».

Кто-то считает «Некрономикон» выдумкой знаменитого писателя Говарда Лавкрафта, но большинство всё же уверено, что книга реальна. Сегодня в Интернете существует огромное количество сайтов, где любому желающему предлагают ознакомиться с содержанием легендарного фолианта. Однако при всем могуществе всемирной сети есть вещи, которые ей неподвластны, и «Некрономикон» из их числа. Эта книга всегда будет храниться в тайне от непосвященных, и в наших же интересах, чтобы такой порядок не нарушался как можно дольше.

По преданию книга содержит историю и магические ритуалы великих древних — расы, жившей на Земле до появления человечества. Познавшему тайны «Некрономикона» открывалась не только мудрость веков, но и власть над потусторонними силами. Однако книга открывает свои секреты далеко не всем, а расплатой за праздное любопытство и невежество могут стать психическое здоровье или даже смерть.

Считается, что эти рукописи способны открывать врата в параллельные миры. Врата открываются в обоих направлениях, и в обмен на силу и могущество маг рискует впустить в нашу реальность духов огромной разрушающей силы. Возможно, именно поэтому, книга мертвых «Некрономикон» всегда старались скрыть от глаз обывателей, что бы ни кто не смог её прочесть. Нельзя играть с тем, что мы не в силах понять и осознать. Однако «Некрономикон» может не только разрушать, он открывает огромные возможности постижения иных миров, а значит, и расширения сознания. Но для того, чтобы это стало возможным, человечеству нужно еще чуть-чуть «повзрослеть».

Происхождение книги

В оригинале «Некрономикон» написан на арабском языке и в момент своего создания назывался «Аль Азиф». Столь необычное название возникло как подражание зловещим ночным звукам, которые принимались арабами за демонический вой. Книгу создал безумный поэт Абдул Альхазред примерно в VIII веке. Уроженец Санаа, одной из провинций Йемена, ещё юношей он покинул родной дом и отправился странствовать по Ближнему Востоку. Два года он прожил у развалин Вавилона, несколько лет постигал мудрость египетских жрецов в Мемфисе, а потом целое десятилетие провел в аравийской пустыне, которая тогда носила имя Руб аль Кхалии (означает «пустая четверть»), а сегодня именуется Дахна («Темно-красная пустыня»).

Это место издавна считалось нечистым и жители близлежащих земель до сих пор стараются обходить его стороной, чтобы ненароком не навлечь на себя гнев хозяев пустыни — злых духов, слуг шайтана и ангела смерти. Предания гласят, что пустыня эта населена демонами и ужасными чудовищами, а выжившего в ней всегда считали героем. Поэту повезло — он возвратился живым и остаток своей жизни провел в сирийском городе Дамаск. Там он и создал свою таинственную книгу.

По древнему арабскому поверью, именно в Дахне скрывается вход в таинственный город Ирем. Арабские мистики и маги (магррибы) считали Ирем очень важным и священным местом. Его полное название Ирем зат аль Имад. Согласно старым легендам, этот город был построен джинном по повелению шаха Шаддада. Магррибы верили, что Ирем располагался на другом уровне реальности, а не в физическом месте, таком как, например, Дамаск, Нью-Йорк или Рига. Они были убеждены, что колонны — это символ существ прежней расы и называли Ирем «Городом Колонн», то есть городом Древних. По воле самого Аллаха этот прекрасный город был разрушен. Сейчас от него остались лишь занесенные песком руины, под которыми погребены великие знания древней могущественной цивилизации.

Во все времена маги Востока стремились отыскать путь в сокрытый город, но сделать это было совсем непросто. Одни пытались проникнуть за грань реальности с помощью осознанных сновидений, другие — через медитации. Были и такие, кто хотел шагнуть в неведомое с помощью сильнодействующих наркотиков. Неважно, каким образом, но человеку необходимо было достигнуть фаны — состояния, когда спадают оковы плоти, а дух соединяется с великой пустотой. Тем, кто сумел обрести власть над этой священной пустотой и выйти за её пределы, открывались великое могущество и неограниченная власть над обитателями обоих миров — над людьми и джиннами.

В VIII веке тех людей, которые имели контакты с джиннами, называли «маджнун» — одержимыми силой. Все суфийские герои были «маджнун». Однако в наше время это слово переводится как «безумный человек». Вот почему Альхазреда считали безумным поэтом. В старину все арабские книги писались стихами, включая даже такие ортодоксальные труды, как Коран. Арабская культура утверждала, что поэтов на творчество вдохновляют джинны. Именно поэтому пророк Мухаммад настойчиво отрицал, что он был поэтом. Ему хотелось показать всем людям, что его вдохновил Аллах, а не какой-то там джинн.

По арабской мифологии джинны — это могущественные существа, жившие в мире до появления людей. Какое-то неведомое обстоятельство заставило их однажды уйти из нашего мира в другую реальность, где они и находятся ныне в спящем или замороженном состоянии. Маг, победивший пустоту, обретал силу разбудить джиннов и возродить их в нашей реальности.

Неясно, каким образом йеменскому страннику удалось обнаружить дорогу в запретный город, но именно там он нашел хранилище драгоценных манускриптов, которые содержат знания великой расы, жившей на Земле задолго до появления нашей цивилизации. В культуре Востока эта раса обычно называется Древние. Все, что Абдул Альхазред узнал из манускриптов Ирама, он описал в своей книге. Правда, обнародование тайных знаний не принесло ему ни славы, ни признания.

По легендам, Абдул Альхазред внезапно исчез из Дамаска, где жил в последние годы жизни, и больше его никто никогда не видел. Однако народная молва утверждает, что поэт был растерзан прямо на улице каким-то жутким невидимым чудовищем.

Дальнейшая судьба фолианта

Как бы ни сложилась судьба автора, труд его сохранился. Примерно в X веке рукопись «Аль Азиф» была переведена на греческий язык и получила привычное миру название «Некрономикон» («некро» в переводе с греческого означает «мертвый», а «номос» — «опыт», «обычаи», «правила», «постулат»).

В 1230 году книгу перевели и на латынь, в этом переводе она сохранила греческое название, а уже позже, в XVI веке, рукопись попала в руки доктора Джона Ди, который перевел её на английский язык. Джон Ди — это человек-легенда, фаворит королевы Елизаветы Английской, один из величайших ученых XVI века, алхимик, маг и чародей. Самые блистательные дворы Европы оспаривали честь принять его у себя. Однажды по приглашению императора Рудольфа он прибыл в Прагу и там, по свидетельству исторических хроник, в высочайшем присутствии превращал куски свинца в высокопробное золото. При желании вы можете обратиться к замечательной книге Густава Майринка «Ангел западного окна» и ознакомиться с биографией этого удивительного человека — Джона Ди, избранника Древних, одного из трех переводчиков книги «Некрономикон». На протяжении многих веков представители самых разных религий и культов охотились за каждым экземпляром «Некрономикона» в надежде навсегда уничтожить столь опасный фолиант. Но, как гласят легенды, в мире существует 96 копий книги, и как бы ни старались последователи традиционных религиозных организаций уничтожить «Некрономикон», число книг всегда остается неизменным. Однако лишь семь из них имеют реальную ценность, то есть могут служить вратами в другие измерения — три на арабском языке, одна на греческом, две на латыни и одна на английском (та, что вышла из-под пера Джона Ди). Остальные копии несут в себе какие-то дефекты. Тем не менее, эти книги наделены огромной силой, которая отличает «Некрономикон» от всех других.

Правители и диктаторы, такие как Наполеон, Бисмарк и Гитлер, стремились обладать истинным экземпляром «Некрономикона». Есть свидетельства, что после окончания Второй мировой войны в США и СССР были созданы специальные группы, которые занимались поисками этой неизведанной реликвии. По всей видимости, их труды не увенчались успехом.

Миф или реальность

Своей сегодняшней популярностью Книга мертвых обязана отцу литературного жанра ужасов Говарду Лавкрафту. Она упоминается почти в десятке его произведений. По легенде, писателю удалось отобрать один из экземпляров Книги Мертвых у последователей секты «Вороны смерти». Чтобы сохранить «Некрономикон», при помощи своего друга, археолога Эндрю Скотта, Лавкрафт предпочел спрятать её в надежном месте где-то посреди песков Сахары. Судьба двух друзей после этого сложилась трагически: Лавкрафт вскоре умер, а его друг-археолог бесследно пропал.

Говард Лавкрафт писал в жанрах фэнтези, ужасов и мистики. Он удачно совмещал эти три направления, что породило множество слухов. Лавкрафт создал уникальный мир мифов Ктулху. При жизни, как это часто бывает, его творчество не пользовалось особой популярностью. После смерти автора оно начало оказывать всё большее влияние на современную литературу. Для подчёркивания уникальности таланта писателя, его произведения выделили в отдельный поджанр - лавкрафтовские ужасы.

В конце жизни в своих письмах к друзьям Говард Лафкрафт признавался, что «Некрономикон» — это плод его воображения.

Древние легенды гласят, что первый экземпляр этой книги был написан на коже девственниц, их кровью, но это, скорее всего только легенды. Из-за большого числа тех, кто хотел присвоить себе авторство этой книги, настоящий «Некрономикон» затерялся в огромном числе рукописей, выдаваемых за оригинал, но являющихся всего лишь искажённым подобием.

Некоторые исследователи пытались связать «Некрономикон» со знаменитой египетской «Книгой мертвых» или «Бардо Тодол» — аналогичным трактатом, написанным мудрецами Тибета. Однако эти книги предназначались для того, чтобы облегчить мертвым переход в иной мир, и не содержат рецептов, как использовать их силу для земных нужд. Появлялись версии, что прообразом «Некрономикона» могли быть средневековый «Пикатрикс» или же самая странная рукопись в истории — так называемый манускрипт Войнича.

На протяжении всего XX века появлялись труды, претендующие на звание истинного «Некрономикона». Часто его путают с такими трудами как «Grimoirium Imperium» (издан в конце 1970-х годов), «Некрономикон Симона» (издан в 1977 году издательством Schlangekraft Inc., является самой популярной версией книги) и «Liber Logaeth» (издан писателем и исследователем паранормального Колином Уилсоном). Есть также ряд менее известных подобий таких авторов, как Рипель, ДеКамп, Квин, Р’лайх и др. При таком обилии текстов появились художественно оформленные издания и даже подарочные варианты книг.

Появление такого количества вариантов книги может служить еще одним доказательством таинственности и недосягаемости истинного «Некрономикона». Особый интерес к книге подстегнули такие художественные фильмы, как «Неименуемое» («The Unnamable», 1988), «Безымянное 2» («The Unnamable II: The Statement of Randolph Carter», 1993), «Книга Мёртвых» («Necronomicon», 1993), «Сны в доме Ведьм» («H.P. Lovecraft’s Dreams in the Witch-House», 2005), «Удивительные странствия Геракла» (6 сезон, серия «City of the Dead»), «Наследие Вальдемара» (2010-2011). Сюжет наиболее известного и популярного фильма «Зловещие мертвецы» («Evil Dead»), части 1 и 2, основан на том, что ужасные демонические события начинаются именно после прочтения заклинаний со страниц «Некрономикона».

Несмотря на многочисленные подделки и спекуляции, не только местонахождение, но и подлинное содержание «Некрономикона» до сих пор остается загадкой. Если верить Лавкрафту, помимо собственной истории и описания сложнейших магических ритуалов, древние раскрывают секреты строения Земли и космического пространства. Многие постулаты книги содержат в себе сведения, открытые современными математиками и физиками только в последнее столетие.

Загадочное содержание

«Так о чем же там написано?» — спросите вы. О темных секретах природы Земли и вселенной. В книге указаны некоторые божества, которым поклонялись Древние. Особо важными считались Йог-Сототх и Азатотх. Йог-Сототх — это прошлое, настоящее и будущее. Это протяженность бесконечности. Это вездесущее и всеобъемлющее существо. В центре него обитает брат-близнец — Азатотх. Этот маленький карлик является опорой всего мироздания и владыкой миров. Азатотх излучает в бесконечность волны вероятностей, из которых создаются наборы возможностей для каждого космоса и каждого существа во вселенной. Ученые утверждают, что идея Азатотха тесно связана с самыми последними моделями квантовой физики. Трудно представить, что в начале веков обитатели аравийских пустынь разбирались в математике хаоса, в законах параллельных пространств и тому подобных темах, о которых наша современная наука лишь начинает догадываться.

Божество Йог-Сототх (Yog-Sothoth)

Йог-Сототх и Азатотх — это бесконечное расширение и бесконечное сжатие. Между прочим, «Азатотх» переводится с египетского, как «разум Тота», а Йог-Сототх может считаться производной от Yak Set Thoht («Сет и Тот — единое целое»). Согласно египетской мифологии, Сет и Тот — темный и светлый аспекты мира. Исследователи «Некрономикона» считают, что греческий переводчик «Аль Азиф» заменил имена арабских божеств на египетские, поскольку в ту пору Египет считался колыбелью человеческой цивилизации.

Божество Азатотх (Azathoth)

Далее «Некрономикон» сообщает о таинственной силе, присущей Земле. Она персонифицируется драконом Ктулху — божеством, круглый лик которого изображался с десятком протуберанцев или щупалец. Некоторые востоковеды причисляют Ктулху к Древним. Они считают, что он был их верховным жрецом. И есть такая легенда, гласящая о том, что если маг или волшебник вызовет его в неправильное время, Ктулху поднимется из бездны Тихого океана и поразит человечество невиданной болезнью — приступами безумия, от которых не спасется ни стар, ни млад. Легенда говорит, что сны людей — это мысли Ктулху, а наша жизнь — есть его сон. Когда божество проснется, мы исчезнем. Так что, лучше не будите Ктулху.

Божество Ктулху (Cthulhu)

Еще в книге отмечаются Иные боги. Именно они привлекают к «Некрономикону» людей, жаждущих непомерной власти. Всех их объединяла единственная цель — найти Город Древних и заручиться поддержкой жутких, но могущественных сил.

Душой и посредником Иных являлся Ньярлатотеп — Могущественный вестник. Через него магррибские волшебники вступали в контакты с Азатотхом. Ньярлатотепа часто называли Ползучим хаосом. Он мог принимать любую форму, но знающие люди всегда узнавали его по запаху. В «Некрономиконе» указаны символы и заклятия для призывов Иных богов. Один из них — Шуб-Ниггуратх появлялся в образе черного козла. Кстати, ему поклонялись не только арабы, греки и египтяне, но и шумеры — самая древняя цивилизация человечества.

Многих магов интересовали другие существа, описанные в «Некрономиконе». Примерно треть книги посвящена управлению шогготами — бесформенными «угрями» из пузырей протоплазмы.

Другой интересной расой являются «глубокие». Они обитают в глубинах вод, пещер и подземных полостей. Их вид напоминает помесь рыбы, лягушки и человека, а управляет ими божество Дагон, союзник Ктулху. Дагон упоминался в филистинской традиции, позже он стал вавилонским Оаннесом, а затем превратился в греческого Посейдона и римского Нептуна. «Глубокие» легко поддаются контролю, но власть над ними так очаровывает мага, что он постепенно сам становится их рабом.

Пожалуй, самыми отвратительными существами, описанными в «Некрономиконе», являются гули или упыри. Они во многом похожи на людей, но их породу обычно выдают клыки и чудовищные черты лица. Гули могут входить в половые сношения с людьми. Кроме того, при определенных обстоятельствах человек без труда превращается в упыря. Однако обратная трансформация уже невозможна.

Necronomicon Fragment — Pinterest Occult

В современной массовой культуре гули причисляют к вампирам, однако это не совсем верно. Нынешние вампиры являются представителями духовного Ордена Трапеций. Это маги так называемого Пути левой руки. Упыри же являются их божественными лидерами (вернее, энергетическими шаблонами). Маги Ордена Трапеций одержимы идеей бессмертия. Их опыты и деяния внушают отвращение и страх. Власть вампиров в современном мире потрясающе велика. Но как бы они ни превозносили упырей, те были и остаются безмозглыми пожирателями трупов, у которых одно на уме — укусить и попить человеческой кровушки.

Магические символы и заклинания «Некрономикона» позволяют людям выходить за пределы физической реальности. Но беда в том, что книгой обычно пользуются не лучшие представители человечества.

Кроме того, на страницах рукописи можно отыскать подробное описание процесса порабощения человеческих душ и инструкции по созданию психотронного оружия. Магические формулы из «Некрономикона» способны научить человека выходить за грань нашей реальности. Сила «Некрономикона» ориентирована на то, чтобы книга попадала в руки только эгоцентричных и властолюбивых людей. Из всех темных таинств вселенной они обычно выбирают худшие, и плоды их трудов ложатся на человечество тяжелым грузом.

С другой стороны, «Некрономикон» — это великий источник мудрости духа, призывающий посвященного читателя поэтапно восходить к вершинам познания бытия. Тот, кто окажется способен проникнуть в информационную структуру зашифрованного текста, сможет получить колоссальный объем знаний.

Если же отбросить все сверхъестественные предпосылки, то никто не сможет сказать, что на самом деле дает «Некрономикон», и способен ли человек познать всю его силу. Возможно, когда-то и найдется тот, кто будет способен впитать сокрытую в книге мудрость. Остается только надеяться, что если однажды книга сама найдет своего избранника, то им окажется мудрец, а не диктатор.

Современные переводы книг «Аль Азиф» и «Некрономикон» находятся в открытом доступе в Интернете и любой желающий может с ними ознакомиться. Но прежде, чем приступать к чтению, следует вспомнить, что для читающего это может быть небезопасно.

Статья основана на материале издания «Тайны XX века».

Книга мертвых «Аль Азиф»-«Некрономикон. Книга мертвых «Некрономикон О составлении благовония Зкауба

Н. БавинаЛицом к лицу пред пропастию темной

Н. Бавина
Лицом к лицу пред пропастию темной