Из истории Пажеского корпуса. Из истории Пажеского корпуса Во время учения в пажеском корпусе

Учрежденный в 1802 году Пажеский корпус был помещен в здание бывшего дворца Воронцовых (на Садовой ул. в Петербурге), где при императоре Павле I жили рыцари ордена св. Иоанна Иерусалимского. Предназначался корпус для детей знатнейших дворянских фамилий. (Поступление разрешалось сыновьям не ниже генерал-лейтенанта или гражданских лиц 2-го и 1-го класса.) Юношей готовили к придворной или военной службе (в гвардии). Поэтому, хотя Пажеский корпус числился в системе военно-учебных заведений и состоял под начальством их руководителя, но резко отличался от них. По условиям быта и учения корпус был ближе к аристократическим придворным пансионам. Многое здесь было совершенно иным, чем в других, даже закрытых, учебных заведениях.

Бывший дом канцлера императрицы Елизаветы Петровны графа Воронцова не был перестроен к началу XIX века и носил признаки роскошного жилища вельможи XVIII века. «Великолепная двойная лестница, украшенная зеркалами и статуями, росписи потолков» -- все отличалось от обстановки казенного заведения. Форма пажей -- черный мундир наподобие фрака с красным воротником, узкие брюки с красным кантом и треуголка -- шились из тонкого сукна, в отличие от формы кадетов. Дортуары младшего и старшего возраста были расположены отдельно. В каждой комнате стояли 3 ряда кроватей «с хорошим бельем и теплым шерстяным одеялом... Подле кровати -- комод для вещей, книг, тетрадей... Чистота, порядок и освещение везде были безукоризненны».87 Каждому пажу полагался служитель, который следил за его постелью, чистил платье и обувь, покупал к завтраку свежие булки, сахар, сливки. Ему платили 5-10 руб. в месяц. Распорядок дня предусматривал чередование учебных часов и отдыха. Подъем в 6 часов утра. Утренняя молитва, перед завтраком -- прогулка на 15 минут в одних куртках. Затем завтрак, для которого служитель каждого пажа покупал соответствующие продукты -- булочки, сливки и т. п. С 7 до 8 часов -- приготовительные занятия к урокам. В 8 часов начинались занятия, которые продолжались до 12 часов. Каждая лекция длилась 1,5 часа; во время большой перемены служители приносили большие корзины с бутербродами с черным хлебом. С 12 часов до 1 часу шло фронтовое учение. С 1-2 часов -- свободное время, в течение которого пажи приводили себя в порядок -- мылись, постригались, примеряли новую форму и т. п. В 2 часа дня -- обед, причем превосходный: «суп с великолепными пирожками, говядина жареная или котлеты, пирожное с вареньем». (Как отличался такой рацион от скудных меню кадетских корпусов или даже институтов благородных девиц.88) После обеда была прогулка или урок фехтования до 3 часов. С 3 до 6 -- вечерние лекции. В 6 часов -- вечерний чай, затем -- приготовление Уроков, гимнастика. В 8 часов -- ужин и 9.30 -- отбой.

Учебные занятия не слишком обременяли воспитанников корпуса. В младших трех классах проходили главным образом общеобразовательную программу, куда входили русский, немецкий и французский языки, математика, история, география, черчение и рисование. Успеваемость оценивали по 12-балльной системе. Оценки меньше 6 считались неудовлетворительными, 2 или 1 -- лишали права на отпуск. Классных журналов не было, их заменяли классные листы, в которых, как заметили сообразительные пажи, довольно легко было «подскоблить» оценку. В трех старших классах на первый план выдвигались военные науки: тактика, стратегия, военная история, артиллерия, фортификация; из математических наук -- аналитика, геодезия, физика, химия; из юридических -- правоведение; а также статистика.

Практическое военное обучение состояло главным образом в разводе караулов зимой, а летом в течение месяца -- обучение строевой службе в лагерях. В день развода караула во дворце «крохотные пажеские караулы пристраивались к рослым гвардейцам» и шли за ними. Пажи принимали участие и в парадах вместе со II кадетским корпусом и дворянским полком.

Как вспоминал один из бывших пажей, «в корпусе науки преподавались бессистемно, отрывочно». Да и военное образование было далеко не достаточным для офицера. В первой четверти XIX века главным начальником военно-учебных заведений был великий князь Константин Павлович, который жил в Варшаве и ни разу не посетил корпуса. «Директор корпуса генерал Гогель, член ученого артиллерийского комитета -- более интересовался пушками-единорогами, чем пажами. Инспектор классов Оде де Сион -- французский эмигрант, любил более хорошее вино, обед и свою масонскую ложу...». При императоре Николае I преподавание несколько улучшилось, но военизировалось.

В течение всего времени пребывания в корпусе воспитанники приучались к военной дисциплине, строгой подчиненности. В отпуск, при наличии хороших отметок, отпускали с билетом, в котором был обозначен срок увольнения. При плохом поведении на улице или в каком-либо общественном месте любой офицер мог отобрать билет, и тогда виновникам грозили суровые наказания. Ими были: 1) розги, 2) арест в темном или светлом карцере, 3) лишение отпуска и 4) в крайнем случае -- исключение из корпуса. В младших классах применялись такие меры, как лишение обеда или сладкого блюда, стояние на коленях во время урока и т. п.

По вечерам в субботу и воскресенье -- то есть в «увольнительные» дни -- инспектора корпуса ходили специально «ловить» пажей, не отдавших вовремя чести офицерам.

Выпуск пажей завершался публичным экзаменом, на который съезжался генералитет, воспитанники выпускных классов всех военно-учебных заведений Петербурга, многочисленные посетители. Вызывали на этих экзаменах обычно лучших учеников.

Кроме обучения, находясь в корпусе, пажи принимали участие и в придворной службе. Каждая особа императорской фамилии имела своего камер-пажа, обязанного прислуживать ей на официальных приемах. Во время придворной службы пажам полагалась парадная форма -- черный мундир с красным воротником и золотым шитьем, белые панталоны, чулки, башмаки и треуголка. Обязанности пажей на официальных церемониях заключались в том, чтобы нести шлейф императрицы или кого-либо из великих княжон, держать веер, мантилью и т. п. За императором или великим князем надо было просто ходить. Часто они отсылали пажей, наскучив их присутствием.

Постоянное присутствие при дворе требовало от пажей и определенных навыков светского общения. В корпусе их обучали танцам, гувернеры, которые в младших классах заменяли ротных командиров, следили за их поведением, манерами. В старших классах практику светского поведения пажи постигали во время многочисленных приглашений в частные дома на балы, домашние спектакли, всякого рода праздники. Несколько раз в год устраивал у себя балы и директор пажеского корпуса в 40-е годах XIX века генерал Зиновьев. Обстановка их, по воспоминаниям бывших пажей, не уступала самым блестящим собраниям петербургского высшего света: «Зимний сад, роскошный просторный зал для танцев, гостиная, биллиардная, -- все это было великолепно, особенно, когда горело огнями. По лестнице поднимались, шелестя и шумя платьями, царицы пажеских сердец и мечтаний».89

По окончании корпусов кадеты и большая часть «пажей» становились офицерами в основном гвардейских полков и пополняли военную элиту русского дворянства с присущими ей воинскими традициями. Мироощущение дворянина первой половины XIX века определялось, с одной стороны, привилегированностью своего сословия, с другой -- службой. Правило «служить верно» входило в кодекс дворянской чести. При этом любовь к Отечеству отождествлялась с преданностью престолу -- служили «царю и Отечеству».

Репутация офицера в огромной степени зависела от того, как он вел себя в бою. Поэтому смелость, хладнокровие во время опасности воспитывались с детства -- дома, в кадетских корпусах, потом на службе. Характерен эпизод, рассказанный в воспоминаниях Михаила Бестужева. Однажды братья с гувернером катались на лодке по Неве; лодка дала течь и начала тонуть. Александр не растерялся и курткой заткнул течь. Но самый младший из братьев -- Петр -- испугался и начал плакать и кричать. Тогда Александр поднял его над водой и крикнул: «Трусишка! ежели ты не перестанешь кричать, я брошу тебя в воду!» «Хотя мне тоже было страшно, -- добавляет Михаил, -- но я кричать не смел».90

Позднее, в мирное время смелость проверялась на дуэлях, являвшихся своего рода средством защиты чести и достоинства дворянина. И хотя дуэль была уголовно наказуема, но офицер мог быть наказан и за отказ от дуэли. В таком случае офицеры полка предлагали ему подать в отставку.

Воспоминания жителей столицы первой четверти XIX века изобилуют рассказами о «проказах» гвардейских офицеров, шумных товарищеских пирушках, романах со светскими красавицами. Но когда наступала «лихая година», гвардейские части становились участницами самых тяжелых боев. И гвардейские офицеры, бывшие кадеты или пажи, танцоры и дуэлянты, шли под вражеской картечью впереди своих солдат. Многие видные государственные деятели первой половины XIX века были смелыми воинами.

Знаменитый проконсул Кавказа генерал А. П. Ермолов, по словам вел. князя Константина Павловича, «в битве дрался как лев, а чуть сабля в ножны, никто от него и не узнает, что он участвовал в бою». Князь М. С. Воронцов, впоследствии видный сановник, генерал-губернатор Новороссийского края, приобрел известность в кампании 1812-1814 годов храбростью и хладнокровием в бою.

История войн начала XIX века являет многочисленные примеры патриотизма и самоотверженной смелости русских офицеров. Офицер Семеновского -- старейшего и наиболее привилегированного гвардейского полка -- А. В. Чичерин писал в своем дневнике 9 августа 1812 года -- после кровопролитнейшего сражения под Смоленском: «Я еще буду сражаться у врат Москвы и пойду на верную гибель... Я не устрашусь никаких опасностей, я брошусь вперед под ядра, ибо буду биться за свое Отечество, ибо хочу исполнить свою присягу и буду счастлив умереть, защищая свою Родину, веру и правое дело».91

Старинная дворянская семья Тучковых послала на поля сражения четырех боевых генералов -- отца и трех сыновей. Младший -- Александр Тучков -- вскоре после женитьбы, участвуя в кампании 1806 года, «под градом пуль и картечей действовал как на учении». В 1807 году под командованием Багратиона «проявил храбрость и хладнокровие в бою» и был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. В 1808 году в шведской кампании проделал со своим отрядом опаснейший марш, пройдя через глубокие снега в тыл шведской армии. По семейным преданиям, жена, переодевшись в мужское платье, сопровождала его в этом походе. В 1812 году во время Бородинского сражения его полк был переброшен в центр боя, и в тот момент, когда солдаты Ревельского полка должны были пойти в атаку, Тучков, подхватив полковое знамя, бросился вперед и сразу же был сражен картечью. В том же сражении был смертельно ранен и его старший брат.

Пажеский корпус - привилегированное военно-учебное заведение, предназначенное для подготовки сыновей «заслуженных родителей» к службе в свите Его Императорского Величества и в войсках гвардии. Давало общее и военное образование и соответствующее воспитание. Пажеский корпус как военно-учебное заведение, подготовившее тысячи офицеров для императорской гвардии, был учрежден 10 октября 1802 г. императором Александром I в соответствии с проектом графа Н.П.Шереметева и генерал-майора Ф.И. Клингера.

По свидетельству одного из директоров Пажеского корпуса генерала от инфантерии Н.А.Епанчина, как придворное учреждение пажи были еще в Московской Руси, и назывались они «рындами», а при Петре I появилось звание пажа Высочайшего двора. Со службой и жизнью пажей Петр I познакомился в 1697 г. у курфюрста бранденбургского. В 1711 г. после того, как Петр I объявил Екатерину I императрицей, при ней появились пажи. По мнению ряда историков, пажами при Петре I можно считать поступивших к нему на службу мальчиками Петра Ивановича Ягужинского, ставшего графом и дослужившегося до должности обер-прокурора, и А.М.Дивера, графа, генерал-адъютанта, первого генерал-полицмейстера России. Что касается Петра Ягужинского, то вопрос о его службе в качестве пажа у некоторых исследователей вызывает серьезные сомнения.

В начале царствования Елизаветы Петровны впервые официально была установлена численность камер-пажей — 8 человек, а пажей — 24. Об этом она известила специальным указом 5 октября 1742 г. Именной указ Императрицы подробно определял обязанности и права пажей. Это один из самых первых указов, касающихся внутренней жизни пажей. Пажи считались придворными служителями, и их обязанности заключались в выполнении различных поручений особ Царствующего дома.

Указом предусматривалось местожительство гофмейстера, гоффурьера, учителей и пажей в доме, принадлежавшем до этого адмиралу Крюйсу, определялся порядок посещения занятий, несения службы в обычные, воскресные, праздничные дни, во время выезда императрицы в Петергоф, Царское Село и другие места. Обращалось внимание на надлежащее поддержание пажами своего внешнего вида, прически, одежды, сохранение ее в «чистоте и исправности», на надлежащее поведение во время приемов, «чтобы никаких непристойных поступков и резвостей и ни над кем насмешек не чинить, а в случае банкетов со столов кушанья, конфет и прочего не брать». Указом предусматривалось ограничение контактов пажей с посторонними людьми по месту жительства.

От учителей требовалось обеспечить качественное обучение пажей, контроль за их успеваемостью, постоянное информирование Придворной конторы о качестве учебы. Пажам запрещался самовольный уход из квартир, в которых они проживали, а в случае их заболевания необходимо было немедленно докладывать придворному лекарю. В случае нарушения пажами установленного порядка следовало в первую очередь докладывать в Придворную контору. На гофмейстера возлагалась обязанность применять в случае необходимости разумную инициативу. Данная инструкция впервые четко определила обязанности пажей, закрепила порядок выполнения пажами придворной службы, которая до этого исполнялась по традиции, установленной обер-гофмаршалами и их помощниками. Указ, подписанный императрицей, узаконил то, что выработала практика.

По свидетельству историков, утвержденная императрицей инструкция окончательно превратила придворный полупансион в придворное дворянское учебное заведение, впервые официально названное «Пажеским корпусом». В 14 пункте инструкции было указано, что для «доставки упомянутых камер-пажей и пажей во дворец и обратно в их квартиру с придворной конюшни должны подаваться к «Пажескому корпусу» две четырехместные коляски». В 1757 году произошел крутой перелом в жизни корпуса. Гофмейстером был назначен Карл Ефимович Сиверс, много сделавший для организации жизни пажей. В сентябре 1759 г. его сменил полковник Федор-Генрих Шуди, выписанный специально из Франции.

Пажей в обязательном порядке стали обучать немецкому, французскому и латинскому языкам, физике, геометрии, алгебре, истории, географии, фортификации и геральдике. Особое внимание обращалось на привитие пажам соответствующего этикета. Как отмечают авторы издания, посвященного 100-летнему юбилею Пажеского корпуса, преподавание перечисленных предметов велось плохо, в штате корпусе не было штатных преподавателей. Пажей постоянно отвлекали от учебных занятий для сопровождения императрицы, которая вела достаточно подвижную жизнь. Но на это смотрели сквозь пальцы, считая пажей прислугой при дворе. Пажи зачастую задерживались во дворце до 2-3 часов ночи, а от них требовали являться на занятия к 7-ми часам утра. Для устранения этого неудобства было высказано предложение разделить пажей на две смены, одна часть пажей должна заниматься учебой, а другая находиться на службе во дворце.

При Елизавете Петровне пажи с факелами в руках участвовали в похоронных процессиях, сопровождавших тело умершей высочайшей особы, в дни коронационных торжеств на лошадях сопровождали карету государыни и великих княгинь, во время коронационного шествия неизменно шли за кавалергардами со своим гофмейстером во главе. При приезде иностранных посольств за императорской каретой опять ехали пажи, они же стояли при приеме послов у дверей. Пажи присутствовали на банкетах, прислуживая высочайшим особам, вручали пригласительные билеты, определявшие рассадку во время банкета, обеда или ужина, разносили игральные карты тем из гостей, кто предпочитал провести вечер за карточным столом. Пажи сопровождали императрицу в путешествиях и на богомолье. Им приходилось отбывать и ежедневную службу за царским столом, где они прислуживали. Существовали еще рейт-пажи и ягт-пажи, обязанность которых состояла в сопровождении императрицы при выездах верхом и на охоту. Приходилось пажам исполнять и разные поручения в черте города и ближайших окрестностях.

Наказания, которые применялись к пажам, не всегда были гуманными. Так, в камер-фурьерском журнале за 1752 г. была сделана запись о том, что паж Петр Аргамаков, выйдя из зала, где проходил обед для высокопоставленных особ, сообщил своим друзьям о повышении в должности одного из присутствовавших на обеде. Аргамаков не имел права говорить об этом, и ему было назначено наказание розгами. Принимая во внимание то, что Аргамаков сделал это по простоте душевной, розгами было решено его высечь не на кухне во дворце, а при собрании пажей в их квартире.

При Елизавете Петровне произошло возвышение бывших при ней пажами братьев Александра Ивановича и Петра Ивановича Шуваловых. Александр был сначала пажем, потом камер-юнкером Елизаветы Петровны, впоследствии он стал действительным камергером, унтер-лейтенантом, наконец, генерал-майором, графом, генерал-адъютантом, генерал-аншефом и управляющим «тайной канцелярией». Петр Иванович начинал службу пажем при Петре I, был камер-юнкером при Елизавете Петровне, затем был пожалован в камергеры, генерал-майоры, генерал-фельдмаршалы. Петр Иванович очень много сделал для российской армии, управляя артиллерийской и оружейной канцелярией. Именно им был составлен проект преобразования Соединенной инженерной и артиллерийской школы в Артиллерийский и Инженерный шляхетский кадетский корпус.

Братья Шуваловы помогли выйти в люди и своему племяннику, Ивану Ивановичу Шувалову, сыгравшему важную роль в истории просвещения - И.И.Шувалов стоял у истоков образования Московского университета и Академии художеств. Сначала паж, потом камер-паж и камер-юнкер он стал впоследствии генерал-поручиком, получил звание генерал-адъютанта. Он был директором Сухопутного шляхетского кадетского корпуса. В 1778 г. И.И.Шувалов был назначен обер-камергером, и в его обязанности входило докладывать императрице о состоянии дел в Пажеском корпусе. В течение почти двадцати лет он был тесно связан с корпусом, который сам закончил.

Другой бывший паж при Елизавете Петровне Михаил Илларионович Воронцов был камер-пажем, гоф-юнкером, камер-юнкером, секретарем императрицы, вице-канцлером и, наконец, стал канцлером. Десять лет он руководил внешней политикой России. Молодые люди, попадавшие в пажи в конце VXIII в., по свидетельству историков, практически мало чему могли научиться в созданном для них учебном заведении, разве что языкам и танцам. Зато они приобретали опыт общения с высокопоставленными чиновниками, и если судьба улыбалась им, они могли достичь больших высот на гражданском или военном поприще.

При Екатерине II штат корпуса был увеличен и к 1786 г. составил 18 камер-пажей и 60 пажей. В июле 1762 г. корпус переехал в Наумов дом, а после этого в старый Зимний дворец. С 1766 г. корпус располагался в каменном двухэтажном доме Амосова на Мойке. Этот дом был приобретен по прямому распоряжению Екатерины II и полностью принадлежал Пажескому корпусу. В 1788 г. корпус вновь переехал, теперь на Миллионную улицу в дом, купленный у сенатора Завадовского.

В конце 70-х гг. в Пажеском корпусе была предпринята реформа в области воспитания и обучения пажей. Проект реформы было поручено разработать академику Миллеру, к этому времени получившему большую известность в России. В 1733 г. Миллер принял участие в Сибирской экспедиции В.Беринга, хорошо знал жизнь России в глубинке, а по итогам экспедиции подготовил подробный доклад с картами, чертежами и схемами. Работа его была признана выдающейся Академией наук и самой императрицей. В ноябре 1747 г. Миллеру было поручено составление «генеральной российской истории».

Миллер исключительно ответственно подошел к порученному делу. Его план в первую очередь предусматривал расположение Пажеского корпуса в специально выделенном для этого здании под надзором пажеского гофмейстера и учителя. Это должны были быть ученые, умные и нравственные люди. Именно гофмейстер должен был отвечать за нравственный облик пажей, за их здоровье, организацию учебных занятий, составление учебных планов. Гофмейстер, по мнению Миллера, должен был в одном лице совмещать должности директора, инспектора классов и близко стоять к воспитанникам.

Штат пажей должен был быть распределен между учителями по 10-12 человек у каждого учителя. Учителям надлежало спать в одной комнате с учениками, принимать пищу вместе с ними и постоянно вести полезные беседы. Отсутствие учителя в корпусе допускалось только в случае болезни. Основной мыслью Миллера в отношении учителей было совместить в одном лице воспитательскую и учительскую функции.

Миллер видел в Пажеском корпусе своего рода профессиональную придворную военно-гражданскую школу, имеющей целью прежде всего готовить придворных должностных лиц, а затем офицеров для армии и лиц для гражданской службы. По мнению Миллера, учеба в корпусе должна была сохранять в учащихся жизнерадостность, стремление к постоянному совершенству. А для того, чтобы воспитанники могли успешно совмещать придворную службу и обучение в корпусе, учителям предлагалось, как можно чаще возвращаться к пройденному материалу и еженедельно устраивать ученикам контрольные проверки по пройденному материалу.

В качестве учебной программы Миллером были предложены для изучения следующие предметы: Закон Божий, русский язык, чистописание, рисование, арифметика, геометрия, этика, французский, немецкий, итальянский и латинский языки, история, география, военные науки, законоведение. Миллером были подробно расписаны требования к преподаванию каждого предмета. Следует отметить, что отмечая важность каждого из предметов, Миллер особые требования предъявлял к преподаванию чистописания, поскольку почерк и умение красиво писать имели большое значение для гражданской служебной карьеры. Человек, умевший красиво писать, всегда мог рассчитывать на работу в каком-либо учреждении. Этика считалась настолько важной, что ею предлагалось заниматься с самого детства, наставляя маленьких воспитанников действовать в духе добра и предостерегая их от зла. При преподавании этики предлагалось широко пользоваться уроками истории, запоминать изречения и высказывания выдающихся деятелей и философов. Знание иностранных языков должно было быть доведено до совершенства, чтобы пажи могли свободно и правильно изъясняться на иностранном языке.

Как свидетельствует один из авторов истории Пажеского корпуса Д.М.Левшин, рассуждения Миллера, написанные в 1765 г., не потеряли своего значения и в начале ХХ в. Среди предметов, предложенных к изучению в Пажеском корпусе, не значатся военные дисциплины. Их предлагалось изучать, как мы сейчас говорим, факультативно тем, кто интересовался военным делом. В качестве внеклассных занятий предлагались танцы и верховая езда.

Интересен подход Миллера к подбору учителей для корпуса. Учитель математики должен был обучать воспитанников арифметике, геометрии, тригонометрии, геодезии, артиллерии и фортификации; учитель философии - этике, естественному и международному праву, латинскому языку; учитель истории - собственно истории, географии, генеалогии, геральдике; учитель законоведения - гражданскому и государственному праву и основам церемоний. Эти четыре учителя предназначались и для воспитательной работы. Кроме названных четырех учителей, которые должны были играть роль старших преподавателей, приглашались еще восемь преподавателей для преподавания отдельных предметов. При составлении расписания занятий необходимо было строго учитывать возраст пажей, их успехи по тем или иным предметам. По мнению многих исследователей, трактат, подготовленный Миллером, был одним из выдающихся документов педагогики и мог быть широко использован в самых различных учебных заведениях. Изучая Россию и русскую историю, Миллер понял, что Россия нуждается, прежде всего, в профессиональной школе. К сожалению, предложения Миллера могли быть реализованы в Пажеском корпусе и других учебных заведениях только частично. Причиной этого был недостаток педагогического персонала.

Для исправления такого положения Екатерина II решила послать в 1766 г в Лейпцигский университет шестерых пажей: Алексея Кутузова, Петра Челищева, Алексея Рубановского, Александра Римского-Корсакова, Александра Радищева и Сергея Янова. Русские студенты проявили себя в университете с самой лучшей стороны. В течение короткого времени они с успехом освоили изучаемые предметы, несмотря на большие соблазны заграничной жизни по сравнению с порядками в России. Каждый из перечисленных выше пажей достиг определенных высот на государственной и гражданской службе. Александр Радищев стал писателем. За свою книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», в которой он призывал власти отменить крепостное право в России, Радищев был сослан Екатериной II в Сибирь и освобожден из ссылки только Павлом I. Бывшие пажи, современники А.Н.Радищева, уважали и любили своего товарища за ум и умение писать, они считали его первым пажем-писателем.

В апреле 1788 г. в Пажеском корпусе был установлен новый порядок подготовки и обучения пажей, выработанный сенатором Завадовским. Программа обучения была расширена за счет военных дисциплин. В нее официально были включены артиллерия и фортификация, фехтование, верховая езда. Срок обучения в корпусе был определен в восемь лет. Были строго расписаны часы занятий по возрастам, определен распорядок дня, который наилучшим образом согласовывался бы с придворной службой. Особенностью новой программы обучения было и то, что Пажеский корпус признавался учебным заведением, готовящим выпускников к военной службе, а подготовка к гражданской службе отодвигалась на второй план.

Бывший паж Брусилов, рассказывая о придворной жизни в последние годы царствования Екатерины II, отмечал: «Восьми лет поступил я в Пажеский корпус. Всего в корпусе обучалось 60 человек. Пажи жили по два, три человека в комнате. У каждого был свой дядька. Казенного платья у пажей не было, каждый одевался, как хотел. Камер-пажи в столовую не ходили, им приносили еду в комнаты. Пажи в столовую ходили произвольно, по сигналу колокольчика. В корпусе было четыре класса. В первом учили начальной грамоте и арифметике; во втором - греческому, латинскому, немецкому и французскому языкам, грамматике, древней и новой истории, географии, арифметике и алегбре; в третьем классе к данным предметам добавлялись геометрия, минералогия и фехтование; в четвертом - высшие науки и фортификация. Учили нас небрежно. Мы не знали латинской и греческой азбуки, с французким и немецким языками было не намного лучше. В большинстве случаев мы были предоставлены сами себе, много шалили, часто не ходили на уроки. Некоторые нанимали частных учителей.

Состав пажей был довольно странный. Тех, кто познатнее, производили в камер-пажи, из камер-пажей выпускали в гвардию поручиками. Производство в камер-пажи происходило в духе рыцарских традиций: паж преклонял колено, государыня дотрагивалась рукой до его щеки, вручала ему шпагу. Пажи, которые пробыли в корпусе более 9 лет, выпускались в армию капитанами. На службу пажи надевали мундир светло-зеленого сукна. Парадный мундир был очень богатым и стоил до 700 рублей. В торжественные дни парадный мундир выдавался пажам, а потом возвращался в кладовую. Для некоторых гостей в своем наряде мы казались высокопоставленными чиновниками, и нам доставляло удовольствие при случае посмеяться над этим.

В обыкновенные дни на дежурство наряжались восемь пажей: четыре на половину государыни и четыре на половину наследника. Но так как наследник жил в Гатчине, все восемь пажей были на стороне государыни. Должность наша состояла в следующем: у кавалерской комнаты стояло по два пажа, два у входа в тронную и два у входа в бриллиантовую комнаты. Когда великие князья и великие княжны входили, мы открывали двери. У обеденного стола государыни прислуживали два камер-пажа, а пажи прислуживали за теми особами, которые сидели за столом императрицы. Во время службы мы не имели права разговаривать, тем более смеяться, если для этого был повод. Приходилось прятаться за шторы».

Далее Брусилов вспоминал: «После взятия Варшавы в Петербург прибыл славный Суворов. Ему был отведен Таврический дворец, здесь он по обычаю своему, завесив все зеркала и лежа на соломе, принимал гвардейских офицеров. Он был приглашен к столу императрицы. В тот же день была приглашена дочь его графиня Зубова с мужем. Все собрались в бриллиантовой комнате, где был накрыт стол, и ожидали государыню. Суворов вбежал в комнату, подскочил к дочери, перекрестил ее, потом перекрестил ей живот (она была в тягости).

Вошла государыня и посадила героя возле себя по левую руку. Суворов был в парадном фельдмаршальском мундире, шитом по всем швам золотом, на нем были бриллиантовые знаки св. Андрея, бриллиантовый эполет и большой бриллиантовый бант на шляпе. В течение всего обеда он рассказывал о штурме.

Государыня кушала тихо. Чтобы не за-держивать стола, кушанья подавались своим чередом, и государыне метрдотели подавали на двух, а иногда на четырех тарелках те блюда, которые были уже обнесены. Она выбирала какое-нибудь одно.

Суворов, рассказывая о штурме, также отстал от прочих тремя или четырьмя блюдами. Государыня взглянула на Барятинского, и тотчас два метрдотеля поднесли Суворову с каждой стороны по две тарелки. Он, будто не зная, что с ними делать, сложил все на свою тарелку, перемешал и начал кушать. Никто даже не улыбнулся. По окончании стола государыня изволила отойти во внутренние апартаменты. Суворов, не сказав никому ни слова, начал щипать калмыченка, прыгать около него, тормошить. Тот бросился бежать, Суворов за ним. Не догнав калмыченка, швырнул в него своей шляпой с бриллиантовым бантом, сбежал с лестницы, сел в карету и уехал».

По свидетельству того же Брусилова, пажи любили мелко шкодить и хулиганить. Нередко в присутствии императрицы они подшучивали над престарелыми вельможами, ухитряясь привязывать сзади парики вельмож к стулу или креслу, и когда те вставали для поклона при появлении Императрицы, парики слетали у них с головы. За такие шутки пажи отделывались легким выговором самой Екатерины II, иногда любившей видеть своих вельмож в смешном положении. Одна из любимых забав пажей была красть патроны у дремавших на постах караульных кавалергардов и бросать эти патроны в камин. Взрыв патронов очень забавлял пажей. В одном из залов Зимнего дворца пажи устраивали катанье на своих шляпах. К шляпе привязывались платки, один из пажей садился на шляпу, а трое других волокли этого пажа по скользкому полу зала. После одного такого катанья шляпа, шитая золотом, становилась негодной к использованию.

Из пажей, прислуживавших Екатерине II, достигли высокого государственного положения Семен Романович Воронцов, Георгиевский кавалер, отличившийся во время войны с турками в битвах под Ларгой и Кагулом, посол России в Англии; князь Сергей Александровия Морков, получивший три степени ордена св. Георгия; граф Тормасов, герой войны 1812 г., граф Козенс, основатель конских заводов при Александре I; герой войны 1812 г., любимец М.И.Кутузова, Георгиевский кавалер Дмитрий Сергеевич Дохтуров; Алексей Петрович Мельгунов, директор Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, губернатор Новороссийского края, Ярославской, Костромской и Архангельской губерний. При Екатерине II большинство пажей из придворных слуг становились военными и в большинстве своем достигали высокого положения

С воцарением на престол Павла I произошли изменения и в жизни Пажеского корпуса. Новый император постарался придать корпусу более военный вид, были ликвидированы должности рейт и ягт-пажей, а 5 камер-пажей, избранных для дежурства при особе Его Величества, было велено именовать лейб-пажами. В декабре 1796 г. был произведен очередной выпуск пажей, и было набрано 25 новых воспитанников. 7 октября 1800 г. Павел I распорядился выпускать лейб-пажей в поручики гвардии, с назначением их флигель-адъютантами, камер-пажей прапорщиками и корнетами гвардии, а пажей с теми же званиями - в армию. В 1800 г. Пажеский корпус окончил будущий полный кавалер ордена св. Георгия, фельдмаршал лейб-паж И.Ф.Паскевич.

При Павле I было составлено положение о Пажеском корпусе и порядке несения службы пажами при Высочайшем дворе, но Павел I не успел утвердить его. Оно было утверждено Александром I. В дни коронации нового Императора Александра I Пажеский корпус состоял из 4-х отделений: первое - один камер-паж и 11 пажей, второе - 6 камер-пажей и 5 пажей, третье - 4 камер-пажа и 7 пажей, четвертое - 12 пажей. Директором корпуса в это время был генерал-майор Федор Сергеевич Шапошников.

СОЗДАНИЕ ПАЖЕСКОГО КОРПУСА

Император Александр I указом от 10 октября 1802 г. преобразовал существовавший до него Пажеский корпус в военно-учебное заведение и повелел именовать это заведение Пажеским Его Императорского Величества корпусом. Старшинство Пажеского корпуса было определено днем подписания Александром I указа о преобразовании существовавшего учебного заведения в военно-учебное заведение совершенно нового типа. Корпусным праздником было определено 25 декабря. Следует отметить, что при определении старшинства Пажеского корпуса в определенной степени была нарушена традиция, в соответствии с которой старшинство вновь создаваемого учебного заведения в большинстве случаев определялось временем основания предшествовавшего ему учебного заведения.

Еще до издания указа от 10 октября 1802 г. Александр I поручил директору 1-го кадетского корпуса генерал-майору Федору Ивановичу Клингеру составить новое Положение для Пажеского корпуса. Давая поручение Ф.И.Клингеру, Александр I выразил пожелание видеть в пажах воспитанников, изучающих науки и получающих военное образование, а не юношей, прислуживающих при дворе. Таким образом, главная цель реформы состояла в том, чтобы превратить корпус в настоящее военно-учебное заведение. Оставаясь директором 1-го кадетского корпуса, Ф.И.Клингер одновременно стал исполнять обязанности шефа Пажеского корпуса и оставался в этой должности до 1820 г. Фактически, Ф.И.Клингер стал главным управляющим двумя корпусами. Прежде чем приступить к составлению Положения Клингер решил лично ознакомиться с состоянием корпуса. После встречи с генералом Шапошниковым в первых числах сентября 1802 г. Клингер представил обер-камергеру и шефу корпуса графу Н.П.Шереметеву план преобразования, который и был доложен императору. Было принято решение произвести досрочный выпуск из корпуса 7-ми камер-пажей.

10 октября 1802 г. в расположении Пажеского корпуса состоялось представление Ф.И.Клингером Указа Александра I о преобразовании Пажеского корпуса и нового Положения для него. В Положении было сказано: «Пажеский корпус есть училище для образования нравов и характера, в котором даются нужные офицеру познания; корпус сей есть совокупно такое воинское установление, где благородное юношество через воспитание приготовляется к воинской службе строгим повиновением, совершенною подчиненностью и не принужденным, но добровольным выполнением должностей своих». Директором корпуса был назначен 29-ти летний генерал-майор Генрих Григорьевич Гогель, участвовавший в штурме Измаила и в других сражениях против турок по руководством А.В.Суворова..

Одно из важных положений при учреждении Пажеского корпуса состояло в том, чтобы дисциплину у пажей воспитывать «по заветам Суворова - показом». И офицеры-воспитатели, в данном случае гувернеры, должны были служить личным примером для своих воспитанников. Организационно пажи составляли роту, которой командовал штаб-офицер, носивший звание гофмейстера. Рота была разбита на 4 отделения, роль командиров отделений выполняли младшие офицеры - гувернеры. Занятия строевой подготовкой должны были выработать у пажей умение держать себя в строю и знакомить их с различными перестроениями и строевыми приемами. Камер-пажей в обязательном порядке приучали к командованию строем и обучению отделения приемам с оружием. Пажи несли караульную службу, для чего формировался так называемый пикет (иначе караул) из 12 пажей с ефрейтором и барабанщиком под командой камер-пажа. Пажи выставлялись на установленных комендантом дворца посты.

В начале Х1Х в. в Пажеском корпусе было четыре класса. Программа обучения, утвержденная для пажей, усложнялась от класса к классу. При этом в третьем и четвертом классах значительный упор делался на военные дисциплины. Программа обучения включала русский, французский и немецкий языки, чистописание, географию, российскую, европейскую и всеобщую историю, арифметику, геометрию, тригонометрию, физику, рисование, Закон Божий, фортификацию, артиллерию, историю дипломатических и политических отношений между государствами. В первом классе военных дисциплин не было, во втором пажи начинали изучать полевую фортификацию, в третьем уже появлялась артиллерия, а в четвертом долговременная фортификация.

Право на зачисление в пажи было предоставлено сыновьям и внукам: военных и гражданских чиновников первых трех классов (согласно Табели о рангах); лиц, занимавших должность генерал-губернаторов, посланников, губернских предводителей дворянства (если они занимали эти должности в чине не ниже генерал-майора или действительного статского советника), генерал-майоров, убитых в боях или прослуживших в этом чине не менее пяти лет; наконец, правнукам лиц первых двух классов, носящим фамилию своих прадедов.

Н.А.Епанчин в этой связи писал в своих мемуарах: «В пажи зачислялись сыновья и внуки полных генералов и адмиралов, генерал-лейтенантов и вице-адмиралов и при определенных условиях и генерал-майоров и контр-адмиралов, например, георгиевских кавалеров. В принципе, все пажи были по происхождению дворянского рода. Но были отцы и деды, достигшие своей службой известных генеральских чинов, и недворянского происхождения. В пажи зачислялись также сыновья и внуки уроженцев Великого княжества Финляндского; для таких лиц в Пажеском корпусе было пять вакансий, причем для них не требовалось, чтобы отцы и деды имели определенное служебное положение, как это было установлено для русских».

Первоначально Пажеский корпус, учрежденный в 1802 г. располагался на Фонтанке, а в 1810 г. ему предоставили для размещения дворец князя Воронцова на Садовой улице, где до этого располагался Капитул Мальтийского ордена. Штат корпуса в это время составлял 50 пажей и 16 камер-пажей. Михаил Илларионович Воронцов, государственный деятель и дипломат, принял непосредственное участие в дворцовом перевороте 1741 г., в результате которого на российский престол была возведена Елизавета Петровна. Это в его санях осенней ночью ехала будущая императрица поднимать Преображенский полк. Об этой поддержке она не забывала никогда. Через три года после восшествия на престол Елизаветы Петровны М.И.Воронцов был удостоен титула графа и стал вице-канцлером. Когда Воронцов задумал построить городскую усадьбу, императрица не стала возражать против того, чтобы он отстроил дом в центре Петербурга, а архитектором был Ф.Б.Растрелли.

Главный фасад Воронцовского дворца выходит на Садовую улицу, а за ним, обращенный к Фонтанке, раскинулся большой парк. Дворец был отгорожен от улицы решеткой, отлитой по проекту самого архитектора. Внутреннее убранство дворца поражало своей изысканностью, каждая деталь отделки была произведением искусства. 23 ноября 1758 г. во дворце Воронцова была освящена церковь. В этот день «Ее императорское величество изволило кушать у его сиятельства и пожаловало его своим канцлером, а для новоселья вручило ему указ на 40000 руб.». В своем дворце канцлер прожил пять лет. У него любил гостить А.В.Суворов, у которого были добрые отношения с хозяином. После отставки М.И.Воронцов продал свой дом в казну.

С 1798 по 1803 гг. дворец принадлежал рыцарям Мальтийского ордена, нашедших приют в России после изгнания их с Мальты французами. Их Великим Магистром стал Павел I. По его распоряжению в Воронцовском дворце архитектором Кварнеги была построена римско-католическая церковь (Мальтийская капелла), которая 17 июня 1800 была торжественно освящена в честь покровителя ордена, святого Иоанна Крестителя. Осенью того же года была построена Православная церковь Пажеского корпуса, освященная 21 июня 1801 г. в честь рождества святого Иоанна Предтечи. Как бы в память о заветах мальтийских рыцарей православная церковь была украшена мальтийскими крестами - эмблемой рыцарства. Кратковременное пребывание рыцарей в воронцовском дворце наложило отпечаток на судьбу его последующих обитателей. Трехэтажный дворец был просторным, внушительным и красивым. Залы были больше, чем требовалось для целей учебного заведения: один из них использовался исключительно для танцевальных классов.

Основным лицом, отвечавшим за учебный процесс в Пажеском корпусе, как и в кадетских корпусах, был инспектор классов. Он отвечал за набор учителей, контролировал учебный процесс, успеваемость воспитанников, через офицеров-воспитателей оказывал воздействие на нерадивых и плохо успевающих воспитанников. В начале сентября инспектор классов в присутствии директора и офицеров экзаменовал пажей и определял место каждого пажа в списке корпуса.

Офицеры, командиры отделений, имели квартиру для проживания рядом со спальней своего отделения и круглые сутки должны были находиться с пажами, включая прием пищи вместе со своим отделением. На них лежала ответственность за постоянный контроль за поведением и успеваемостью пажей, за исправное несение ими караульной службы во дворце. Офицерам надлежало быть с пажами вежливыми и обходительными, не проявлять в общении с ним гнев и не терять терпения, воспитывать в пажах честь и благородство. Офицеры должны были знакомиться с семьями пажей, посещать их и информировать родителей об успехах и недостатках детей. Первого числа каждого месяца офицер-воспитатель подавал директору корпуса рапорт о положении дел в отделении, а директор доносил об этом шефу корпуса. За выполнение пажами придворной службы ответственность нес гофмейстер, ротный командир, директор корпуса в эту сферу деятельности не вмешивался.

За порядком на территории корпуса следила так называемая полиция корпуса, включавшая в себя двух унтер-офицеров и швейцара. Швейцар обязан был вести строгий учет всех входящих в корпус и выходящих из него. Он не имел права выпускать из корпуса пажей без «билета», подписанного офицером, на право выхода из корпуса. Однако пажи обходили это правило, подкупая швейцара. Двери корпуса открывались в 7.30 и закрывались в 22.00.

В корпусе соблюдался строгий порядок производства пажей в камер-пажи. Так как производство в камер-пажи рассматривалось в качестве одной из важнейших мер поощрения, то офицер-воспитатель, ходатайствующий о производстве кого-либо в камер-пажи, обязан был составить аттестацию, которая докладывалась директору. Одновременно готовилась аттестация и инспектором классов. Самым суровым наказанием для пажей было исключение из корпуса и отправление к родителям или на службу в строевые части. Пажей могли посадить под арест, доложить об их поведении шефу корпуса, а тот непосредственно императору, который и решал их судьбу. Император проявлял повседневный большой интерес к жизни корпуса и интересовался всем, что в нем происходило. За неоднократное нарушение дисциплины пажи подвергались «строжайшему наказанию», под которыми подразумевались розги. Порка пажей должна была осуществляться в присутствии офицеров, воспитанников и директора корпуса. Следует отметить, что в Положении для корпуса посчитали не удобным упоминать розги и написали о «строжайшем наказании».

Зимой 1812 г. 14-летний паж Маньковский был задержан в кондитерской лавке за то, что предъявил к оплате фальшивую ассигнацию. Как оказалось, эту ассигнацию пером пытался подделать сам паж. Военным губернатором Петербурга генерал-адъютантом А.Д.Балашовым, выпускником Пажеского корпуса, Маньковский был арестован, и о его проступке было немедленно доложено директору корпуса и императору. Александр I повелел «пажа Маньковского за дерзновенные его поступки наказать примерно (розгами - прим. автора) при собрании всего Пажеского корпуса, а потом одев в серое платье, содержать целый год вне общества пажей под особым надзором за его поведением». Только через пять месяцев с Маньковского сняли это наказание. Он был выпущен из корпуса офицером.

Учреждение нового учебного заведения совершенно не коснулось придворной службы. Генерал-майор Федор Яковлевич Миркович, директор 2-го кадетского корпуса, воспитывавшийся в Пажеском корпусе с 1805 по 1809 гг., вспоминал: «Для службы при Дворе камер-пажи были распределены следующим образом: на половине Государя и царствующей Императрицы было по четыре камер-пажа. При вдовствующей императрице Марии Федоровне восемь камер-пажей, разделенных на четыре смены. Служившие Марии Федоровне камер-пажи после утренних занятий причесывались, пудрились, одевались в виц-мундиры и к 12 часам отправлялись во дворец на дежурство, где ждали выезда Императрицы верхом и сопровождали ее во время прогулки. После возвращения во дворец пажи переодевались для службы у стола. Обеды эти для нас были в высшей степени интересны, так как разговоры присутствовавших на них гостей были замечательны. Служба камер-пажа при императрице в Павловске и Гатчине с весны до осени была весьма приятна. В 18 и 19 лет имевшие место развлечения обладали своей прелестью: праздники, прогулки, танцы, театры, волокитство кружили нам голову. После дежурства в течение недели, возвратясь в корпус, мы предавались учению с полным самоотвержением и проводили иногда ночи за книгами и учебными тетрадями. Так было сильно чувство честолюбия, никто из нас не хотел выходить с чином прапорщика».

После преобразования корпуса в военно-учебное заведение еще долгое время в корпусе действовали старые порядки, с которыми приходилось вести борьбу новому начальству. К моменту переселения корпуса во дворец Воронцова в 1810 г. новые порядки практически полностью утвердились. С этого времени в корпусе стали проводиться экзамены на получение звания камер-пажа. Одновременно было определено, что и производство в офицеры по окончании корпуса будет осуществляться только после экзамена. Это решение явилось большой неожиданностью для пажей, которые считали, что выпуск из корпуса производится без каких-либо испытаний. Пажам, достигшим 19-летнего возраста, не проявившим старания в учении, приходилось милостиво просить директора корпуса не подвергать их экзамену, поскольку «их заставляли начать учение в такие года, когда молодые люди начинают терять способности». Всем таким ходатаям было отказано в просьбе, и они обязаны были держать экзамен наравне со всеми выпускниками. Благодаря усилиям первых директоров Пажеского корпуса к 1810 г. корпус стал один из лучших учебных заведений России.

Война 1812 г. вызвала в Пажеском корпусе подъем патриотизма. Многие кадеты старших классов мечтали быстрее завершить учебу и отправиться на борьбу с Наполеоном. Одним из первых корпус покинул паж Герсеванов, поступивший на военную службу, не дожидаясь разрешения родителей. Пример Герсеванова увлек и многих других пажей, учившихся в корпусе. Участь павших в первых же боях выпускников Пажеского корпуса не смущала их. Их больше волновала слава, связанная с именами бывших пажей, отличившихся в боях, в числе которых были генералы Тормасов, Дохтуров, Храповицкий, граф Сиверс, граф Растопчин, Вельяминов, Потемкин, и другие. Многие пажи под видом болезни увольнялись из корпуса, а затем поступали унтер-офицерами в полки, где за отличия в боях производились в офицеры и, конечно, обгоняли по службе однокашников, продолжавших учиться в корпусе.

Директор корпуса был категорически против того, чтобы пажи досрочно покидали корпус, и всячески старался убедить воспитанников в пагубности такого поступка, особенно с учетом того, что уже были истрачены большие средства на их обучение и воспитание. Однако во второй половине 1812 г. в корпус стали поступать письма от родителей с просьбой досрочно выпустить их детей из корпуса и позволить им защищать родину в борьбе с Наполеоном. Император пошел навстречу желаниям пажей и их родителей. В августе 1812 г. был произведен досрочный выпуск 49 камер-пажей и пажей. В ноябре к этой группе были добавлены еще 6 пажей, произведенных в офицеры. В конце 1812 г. возник вопрос о возможной эвакуации корпуса из Петербурга. Однако эта акция не была осуществлена.

Брожение умов, начавшееся в русском обществе после войны 1812 г. достигло и Пажеского корпуса. Впервые за многие годы существования корпуса в начале 20-х гг. были отмечены явные случаи неповиновения начальству. Паж Павел Арсеньев во время урока грубо разговаривал с преподавателем, за что был посажен под арест, а затем его должны были подвергнуть наказанию розгами. Во время приведения этого наказания в исполнение на помощь Арсеньеву бросилось несколько пажей. Наказание было приведено в исполнение с большим трудом. Арсеньев и один из его друзей были исключены из корпуса. К этому же времени относится исключение из Пажеского корпуса будущего поэта Баратынского, обвиненного вместе с двумя другими пажами в краже черепаховой табакерки в золотой оправе и 500 рублей у камергера Приклонского. Баратынскому в это время было 16 лет и несмотря на ходатайство самого камергера все трое пажей были из корпуса исключены и отправлены в солдаты.

По мнению многих выпускников корпуса, в начале Х1Х в. преподаватели и гувернеры, несмотря на свою общую высокую подготовку, к своим обязанностям относились формально, не вникали в жизнь молодых людей, не знали, что их волнует, не интересовались их внутренним миром. Все воспитательные меры сводились к чтению длительных нотаций или применению дисциплинарных мер. В лучшую сторону в это время выделялся в корпусе педагог полковник Клингенберг, выпускник 2-го кадетского корпуса, прослуживший в Пажеском корпусе 17 лет. По свидетельству некоторых пажей, «Клингенберг был близок к пажам, жил с ними их жизнью, был простым, ласковым и симпатичным; пажи уважали, любили его и боялись одновременно».

По воспоминаниям выпускника корпуса А.П.Дарагана, в начале Х1Х в. науки в корпусе преподавались без системы, поверхностно, отрывочно; из класса в класс пажи переводились по общему итогу всех баллов, включая и баллы за поведение. Иногда получалось так, что ученик, не изучивший, как следует, арифметики, приступал к изучению геометрии и алгебры. В первом классе у камер-пажей был даже класс политической экономии. Чиновник горного ведомства читал физику, но также без всякой системы. Почти каждый класс начинался тем, что пажи окружали его и просили, чтобы на следующем занятии он обязательно показал фокусы. Преподаватель говорил, что это не фокусы, а физические опыты. Расходы на опыты оплачивали пажи, собирая к следующему уроку медные пятаки, и перед уроком эти деньги высыпали на стол. Преподаватель, смущаясь, торопливо собирал мелочь в платок и куда-то прятал.

Другой бывший паж Гангеблов в этой же связи вспоминал: «Большая часть учителей по своей внешности и своим приемам отличалась какой-то чудоковатостью. Ни один из учителей не умел представить свою науку в достойном виде и внушить к ней любовь и уважение. Метод учения заключался в тупом долблении наизусть; о каком-либо приложении к практике и помину не было; все учились не для того, чтобы что-нибудь знать, а для того, чтобы выйти в офицеры. Хуже всех преподавалась история. Это было сухое перечисление голых фактов, без упоминания о нравах, цивилизации, торговле и прочих проявлениях народной жизни. К тому же нас учили только русской и древней истории, об истории средних веков и новейшей мы не слышали. В классах ученики занимали места по старшинству баллов, полученных каждым по конкретному предмету, потому каждые два часа, при каждой перемене учителя, ученики рассаживались иначе». Как отмечал Дараган: «На уроках истории рассказывалось про Олегова коня и про то, как Святослав ел кобылятину».

Из пажей, которые не ленились учиться, формировались небольшие группы по два, четыре человека для приготовления уроков. Занятиям в этих кружках пажи и были обязаны тем знаниям, с которыми они, в конце концов, покидали Пажеский корпус.

С 1-го сентября в присутствии директора, инспектора классов и всех офицеров в корпусе проводились выпускные экзамены. По языковым предметам каждый воспитанник читал и переводил текст вслух, на больших досках под диктовку, чтобы всем было видно, писал заданный текст, а после исправления ошибок производил грамматический анализ написанного; по математике вызванные к доске решали задачи на больших досках на глазах всего класса; по истории и географии каждый из экзаменующихся должен был быть готов ответить на любой вопрос из присутствовавших на экзамене; по артиллерии, фортификации, физике, механике решали различные задачи, представляли чертежи фортификационных сооружений, рисунки карандашом, пером или красками. Присутствовавшие на экзамене выставляли оценки в экзаменационном листе, после чего по каждому предмету отдельно подводились итоги, баллы суммировались и выставлялась общая оценка.

По итогам экзаменов в соответствии с полученными на экзаменах баллах составлялся общий список выпуска, где каждый паж удостаивался своего места. Камер-пажи в возрасте 18 лет и старше выпускались офицерами в гвардию, их место занимали первые по итогам экзаменов из пажей. Остальные пажи не моложе 18 лет выпускались офицерами в армию.

В 1814-20 гг. в Пажеском корпусе учились внуки А.В.Суворова. Дочь Суворова, Наталья Зубова, специально испрашивала разрешение у директора корпуса, чтобы ее сыновья жили у инспектора классов Оде-де-Сиона, которого А.В.Суворов вывез из Швейцарии для воспитания сына Аркадия. В виде особого исключения эта просьба была удовлетворена Императором.

В течение почти пятнадцати лет пажи жили в помещениях корпуса, больше приспособленных для дворцовой жизни, чем для размещения учебного заведения. «В комнате четвертого отделения, где стояла моя кровать, - вспоминал паж А.П.Дараган, - на плафоне было изображено освобождение Персеем Андромеды. Без всяких покровов прелестная Андромеда стояла прикованная к скале, а перед ней Персей, поражающий дракона. Непонятно, как никому из начальствующих лиц не пришла в голову мысль, что эти мифологические картины здесь вовсе не на месте, что беспрестанное невольное созерцание обнаженных прелестей богинь может пагубно действовать на воображение воспитанников». Только при Николае I была осуществлена реконструкция дворцовых помещений для нужд военно-учебного заведения.

Этот же паж описал процедуру развода караула: «По окончании утренних уроков, в 12 часов пажи собирались в небольшую рекреационную комнату, строились по отделениям, приходил очередной ежедневный караул из 10 пажей, барабанщика и камер-пажа, являлся Клингенберг и делал развод по всем правилам тогдашней караульной службы. Караулом командовал дежурный по корпусу камер-паж. Это было единственное фронтовое образование пажей. Не было ни одиночной выправки, ни ружейных приемов, ни маршировки, кроме маршировки в столовую, причем пажи немилосердно топали ногами. Правда, летом один месяц посвящали обучению фронта - но это больше было для камер-пажей, которые, как будущие офицеры, с большим старанием стремились изучить строевой устав». С 1811 г. Император установил для выпускников экзамен по строевой подготовке.

В декабре 1811 г. император Александр I лично экзаменовал пажей и остался доволен знаниями выпускников. Первым в этом выпуске был будущий декабрист П.И.Пестель, а вторым — граф Адлерберг, ставший в дальнейшем при императоре Александре II генералом и министром двора, близким другом и советником монарха. Он был одним из активных участников подготовки и проведения реформ 1860—1870-х гг. И все же Пажеский корпус стал прежде всего военным заведением. Это непосредственно отразилось и на учебном плане. В двух специальных классах, предшествующих выпуску, систематически изучались военная история, тактика, фортификация, артиллерия, топография и ряд других предметов.

В 1819 г. Пажеский корпус поступил в подчинение Главного директора кадетских корпусов. В ноябре 1819 г. Главным директором Пажеского и кадетских корпусов был назначен выпускник 1-го кадетского корпуса герой войны 1812 г. граф Петр Петрович Коновницын. Коновницын был одним из любимцев пажей. Когда он появлялся в корпусе, пажи окружали графа и хотели удостоиться его «ласкового внимания и участия». Коновицын пробыл в этой должности только три года. В 1822 г. П.Коновицын скончался.

В годы правления Императора Александра I многие высокие государственные посты занимали пажи, окончившие корпус еще в VХIII в. О.П.Козодавлев был министром внутренних дел, генерал-адъютант А.Д.Балашов — министром полиции, князь А.Н.Голицын — министром просвещения, А.Н.Оленин в течение тридцати пяти лет был директором Публичной библиотеки, он принадлежал к числу образованнейших людей своей эпохи. Во главе Академии наук стоял граф Н.Н.Новосильцев, много сделавший для образования в России как военного, так и общего. А.Н.Оленин, А.Д.Балашов, Н.Н.Новосильцев сумели проявить себя и на военном поприще, приняв участие в войне на Кавказе и с турками.

Во всех войнах, которые вел Александр I, отличились выпускники Пажеского корпуса. В 1803 г. на Кавказе А.Леонтьев заслужил георгиевский крест 4-й степени, в 1807 г. в войне с турками отличился П.В. Голенищев-Кутузов, под Аустерлицем - Я.А. Потемкин, граф де-Бальмен, А.С.Кологривов, В.А.Русанов, И.Ф.Буксгевден, выдающийся русский дипломат и разведчик, будущий министр князь А.И. Чернышев. В 1810 г. во время войны с турками Георгия 4-й степени получил будущий фельдмаршал князь И.Ф.Паскевич, в 1811 г. он получает Георгия 3-й степени. В 1812 г. сложили свои головы в войне с Наполеоном выпускники Пажеского корпуса: И.Ф.Буксгевден, А.Б.Миллер, А.П.Левшин, К.К.Сиверс, А.Ф.Клингер и другие. Первым дворянином, решившимся вступить на педагогическое поприще, стал паж Глинка, ставший профессором словесности Юрьевского университета. Практически все пажи, выступавшие при Александре I как гражданские деятели, проходили военную службу, а большинство из них так и остались военными до конца своей жизни.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ПАЖЕСКОГО КОРПУСА В ВОЕННО-УЧЕБНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ

При Александре I Пажеский корпус окончательно превратился в военно-учебное заведение. А пребывание корпуса в зданиях, где витал дух рыцарства способствовал культивированию среди пажей рыцарских традиций. Каждому поступавшему в корпус выдавалось Евангелие с белым мальтийским рыцарским крестом и Заветы мальтийских рыцарей. Восемь заветов, которым соответствовали восемь концов рыцарского креста, включали: преданность учению церкви, уважение к слабому, любовь к Родине, беспощадность к врагам, религиозную непримиримость, верность данному слову, щедрость и благотворительность, служение добру и справедливости. Во всех трех ротах корпуса на стенах были укреплены мраморные доски с вырезанными на них золотом заповедями мальтийских рыцарей. Мальтийский крест стал официальным знаком Пажеского корпуса. По существу, это было элитарное военно-учебное заведение с особыми привилегиями, одной из которых являлось несение службы при Высочайшем дворе в дни христианских праздников, дни рождения императора и членов императорской семьи.

В царствование Николая I система военного образования в России приобрела значительную стройность, военно-учебные заведения, учрежденные в разное время и не имевшие ничего общего между собой, в эпоху нового императора начали приобретать единообразный внешний и внутренний порядок, условия дисциплины и строевой подготовки. В программы кадетских корпусов и Пажеского корпуса включают фехтование и гимнастику. Для всех военно-учебных заведений появляются общие законы и инструкции, программы обучения. Впервые начинают издаваться общие учебные пособия и учебники. Обмундирование и белье начинают шить и подгонять отдельно для каждого воспитанника.

При Николае I число обучающихся в Пажеском корпусе было увеличено до 150 воспитанников (16 камер-пажей и 134 пажа). В корпус принимали мальчиков с третьего класса, они учились семь лет. В корпусе было семь общих классов (с учебной программой семи классов кадетских корпусов) и два специальных (с курсом военных училищ). Все воспитанники корпуса носили звание пажей и при переходе в старший специальный класс лучшие из них по представлению начальства производились лично императором в камер-пажи. В строевом отношении пажи разделялись на три роты, специальные классы составляли одну роту и считались на действительной службе; в отношении исполнения воинской повинности они были приравнены к вольноопределяющимся. Корпус выпускал пажей в пехоту, кавалерию, артиллерию и инженерные войска. По результатам выпускных экзаменов камер-пажи и пажи старшего специального класса подразделялись на четыре разряда. Причисленные к первым трем разрядам выпускались подпоручиками в гвардию, армию или специальные войска; причисленные к четвертому разряду - унтер-офицерами в армию.

В летнее время первая рота выводилась в лагерь в Красное село. Впервые Пажеский корпус был выведен в лагерь в конце июля 1826 г. В лагерь пажи выдвигались пешком, в походном порядке, делали привал в Красном Кабачке, а ночлег в деревне Кикиники. Выступлению предшествовала церемония в присутствии высоко поставленных лиц. В лагере пажи вместе с кадетами других кадетских корпусов принимали участие в маневрах, занимались строевой и физической подготовкой. Первый лагерный сбор продолжался один месяц, последующие сборы - до полутора месяцев. В 1831 г. в лагерных сборах корпуса принял участие наследник цесаревич Александр Николаевич, а в 1843 г. - Великий князь Константин Николаевич.

Значительно позже, при Александре II во время лагерных сборов пажей стали привлекать к большим маневрам, поднимали ночью по тревоге, заставляли совершать переходы на несколько десятков верст. Пажи занимались практической съемкой местности и строительством оборонительных укреплений. Иногда в лагерь приезжали офицеры генерального штаба, чтобы проверить работы и дать какие-либо советы

В декабре 1826 г. Пажеский корпус посетил Николай I. Результатом его посещения стало ужесточение контроля над жизнью пажей. Им было отдано распоряжение, чтобы офицеры-воспитатели имели ключи от ящиков, где пажи хранили вещи, учебники и тетради и контролировали их содержимое. То же самое касалось и «сундуков под кроватями, где хранилось платье». Осмотр должен был производиться внезапно и как можно чаще. Пажам было разрешено во время занятий расстегивать верхние крючки мундиров.

В 1835 г. в корпусе впервые были введены в действие правила, определяющие сущность придворной службы, первым пунктом которых значилось: «Камер-пажи удостаиваются служения при Высочайшем Его Императорского Величества дворе: по воскресным, торжественным и праздничным днях, равно как и на балах». Правила подробно расписывали место пажей во время несения службы во дворце, в театре, при торжественных выездах, выходах императора и его свиты. Только через сто лет после появления пажей в России, были оформлены положения службы, исполнявшейся пажами в течение столетия.

Устав корпуса, определяя цели в области образования пажей, одновременно подчеркивал необходимость «обхождения с камер-пажами и пажами вежливого, непринужденного, благопристойного и без грубости не только на деле но и на словах», «так как не страх, а убеждение в их обязанностях долженствует ими руководствовать». Система обучения соответствовала основным требованиям физического и нравственного воспитания и направлена на поддержание здорового духа, дисциплины, любознательности и склонности к умственному труду. Среди изучаемых предметов появились верховая езда, фехтование. Камер-пажей стали знакомить с «историей о трактатах и негоциациях государственных», с политическим устройством европейских государств, системой управления ими. От камер-пажей требовали свободного и совершенного владения изучаемыми иностранными языками.

В начале 30-х гг. Х1Х в. коренной перестройке был подвергнут Воронцовский дворец. После перестройки здание было полностью приспособлено для размещения в нем учебного заведения. Над фронтоном впервые появилась надпись: «Пажеский Его Императорского Величества корпус». В 1830 г. директором корпуса назначается генерал-майор А.А. Кавелин, зарекомендовавший себя заботливым и справедливым начальником, что особенно ярко проявлялось при производстве пажей в камер-пажи и производстве камер-пажей в офицеры. Основное внимание А.А. Кавелин обратил на учебную часть, которую он нашел в неудовлетворительном состоянии. Был полностью заменен педагогический персонал. В мае 1834 г. директором корпуса становится выпускник Пажеского корпуса П.Н.Игнатьев, которому Николай I при назначении на должность сказал: «Вот тебе Пажеский корпус. Ты знаешь, что там воспитываются дети старейших и лучших моих служивых. Поставь их на ноги так, чтобы они служили, как и их отцы».

Двенадцать лет П.Н.Игнатьев был директором корпуса, где он проявил себя строгим и требовательным воспитателем. Воспитанники боялись появления его на экзаменах, особенно на экзамене по русской истории, которую он знал основательно. По словам князя Имеретинского (вып.1848 г.), «Генерал Игнатьев был полным хозяином в корпусе и никого и ничего не упускал из виду. Он прибрал в свои руки и предупредительную, и карательную, и поощрительную стороны деятельности. Если никто не мог сладить с упрямым и недисциплинированным воспитанником, то стоило директору потребовать его к себе и сказать, что напишет письмо батюшке и матушке, как воспитанник начинал себя лучше вести. Игнатьев терпеть не мог, если кто-то не хотел или боялся сам сознаться в своей вине. «Кто трусит признать себя виновным, тот и на поле сражения струсит», - любил твердить пажам генерал Игнатьев». При Александре II А.П.Игнатьев стал председателем комитета министров. В комитете вместе с ним заседали три министра, из его бывших пажеских воспитанников: Грейг (министр финансов), Маков (министр внутренних дел), Гейден («за военного министра»).

Яркий след в жизни Пажеского корпуса оставил ротный командир полковник Карл Карлович Жирардот, тридцать лет прослуживший в корпусе. Он появился в корпусе в 1831 г. и с первых шагов с большим старанием и любовью взялся за дело. Начав свою карьеру с преподавания французского языка в 4 и 5 классах, сразу завоевал любовь воспитанников. Бывший паж, генерал-лейтенант В.С.Семека (вып.1834 г.), командующий войсками Одесского военного округа, вспоминал: «Жирардот носил скромное звание ротного командира. Но он был известен многим поколениям пажей и, стало быть, многим в Петербурге и во всей России. Жирардот был душой и двигателем всего, что делалось в корпусе, за исключением учебной части, в которую он благоразумно избегал вмешиваться. Он поспевал всюду, смотрел на начинающих учиться фронту, которые занимались в дортуарах, на тех, кто обучался приемам с ружьями в залах. Караулы, готовящиеся к разводу, Жирардот обучал сам. Мы еще только собираемся на примерку обмундирования, а Жирардот уже сидит в резервной комнате у окна на стуле, а около него каптенармус с мелком в руках. Ни одна куртка, ни один мундир, шинель, амуниция не шились без Жирардота. Жирардот внимательно следил за продовольствием, поставляемым в корпус. Каждый день утром он отправлялся на кухню смотреть доставленную говядину или другие продукты. В танцклассе его особенно интересовало обучение поклонам, искусству кланяться. Безукоризненно аккуратный Жирардот составлял в начале года список, кто и где из камер-пажей и пажей будет нести службу. Беспрестанно болтая с пажами по-французски о всевозможных предметах и делая это не три-четыре раза в неделю, как учителя, а каждый день, он учил не для школы, а для жизни. Подавая сам пример образцовой аккуратности, он настоятельно требовал того же от своих воспитанников».

Перед увольнением в город каждому пажу давался билет (увольнительная записка— прим. автора), к кому именно и до какого времени воспитанник уволен. На обороте билета была надпись: «Dсегда и во всем соблюдать правила вежливости и благопристойности, равно форму и чистоту в одежде. Всем гг. генералам, штаб и обер-офицерам делать фронт. Быть на улице и в публичных собраниях с провожатым и билет свой иметь при себе». На ефрейторских и камер-пажских билетах внизу прибавлялось: «В знак особой доверенности позволяется ходить без провожатых». Жирардот выходил по субботам в город и «ловил» пажей, не делавших фронт посторонним офицерам. Этим он нагонял страх на пажей, и те сами смотрели, чтобы не пропустить какого-либо офицера. Корпус Жирардот оставил в 1856 г., был произведен в генерал-майоры, и ему сохранили казенную квартиру на территории корпуса.

В начале - середине 40-х гг. Х1Х в. в корпусе значительно возросло качество преподавания большинства дисциплин. Отзывы самих пажей о своих преподавателях отличаются большим разнообразием. По мнению одних пажей, в корпусе учили «чему-нибудь» и «как-нибудь». По мнению других, в корпусе были преподаватели, особенно профессора из Петербургского университета, которые увлекали воспитанников своими лекциями и практическими занятиями и приучали пажей к самостоятельному мышлению. В принципе, большинство выпускников Пажеского корпуса сходятся во мнении, что на протяжении всего периода существования корпуса, тот из пажей, кто стремился получить прочные знания, и в этом его смогли убедить родители или пример старших пажей, тот действительно имел возможность получить в корпусе очень хорошие знания.

Князь Имеретинский в этой связи вспоминал: «Вообще состав преподавателей был далеко не идеальный. Были люди рутины, у которых не шло дальше «отсюда туда». Понятно, что наши знания были неполны, отрывочны и скоро улетучивались. Правда, историю, статистику, русскую словесность, математику и химию в последних двух классах преподавали профессора, светила науки того времени. В корпусе учились только хорошие ученики. На ленивых и не желающих учиться обращали очень мало внимания, на них учителя махнули рукой и представляли их научные познания воле судьбы». В классе «ленивые» занимали задние скамейки, так называемую «гору», и нередко с «горы» пытались диктовать свои условия преподавателям, которые давали слабину при проведении уроков и не могли потребовать от воспитанников соблюдения строгой дисциплины. В одном из классов на задней скамейке восседал главный заводила Крац, низкого роста, плечистый, коренастый юноша, обладавший большой силой».

Выпускник корпуса Д.Корсаков отмечал, что в корпусе было много прекрасных и даже выдающихся преподавателей. В двух старших классах пользовались популярностью учителя русской словесности Классовский и Петров. В устах Классовского литературные произведения получали особую выразительность и привлекательность. Эти преподаватели оставили о себе прекрасную память. Военную историю и тактику преподавали инспектор классов И.Ф.Ортенберг и полковник генерального штаба П.С.Лебедев, обладавший необыкновенной памятью и ораторским искусством. Артиллерию - известные артиллеристы генералы Н.А.Баумгарт и Н.Ф.Эгерстром. Большой известностью за границей пользовались труды преподавателя фортификации А.З.Теляковского. Химию преподавал выдающийся профессор и артиллерист Шишков. Историю - выдающиеся историки Шульгин и Шакеев. Преподаватель французской литературы выбирал, например, для изучения на языке одну из сцен известного произведения Корнеля или Расина и распределял роли между воспитанниками. Вызывались отвечать один из главных героев произведения и участвующие в сцене с ним действующие лица. Они выстраивались перед учителем и громко с нужными интонациями разыгрывали сцену, которую внимательно слушал весь класс. В целом, среди историков существовало твердое мнение, что педагогический персонал Пажеского корпуса времен императора Николая I был значительно сильнее того, что был до него.

Пажи нередко пытались использовать слабости некоторых преподавателей. Они бесцеремонно вели себя с преподавателем французского языка Нувелем. Зачастую его уроки были ничем иным, как балаганом. Пажи умудрялись даже обрезать фалды мундира Нувеля. Большие вольности допускались на уроках немецкого языка у преподавателя Шелендорфа. На уроках русского языка у преподавателя Троицкого Василия Степановича низкая дисциплина объяснялась во многом тем, что Троицкий часто на уроки являлся в нетрезвом виде. Он даже получил прозвище Василий Стаканович. Когда же педагог бывал трезвым и начинал предъявлять к пажам вполне разумные требования, для них это всегда было большой неожиданностью, и они начинали издеваться над преподавателем.

В один из дней, когда Троицкий был абсолютно трезвым, он потребовал от пажей подготовить домашнее сочинение в форме письма или рассказа, на что «президенты горы», пажи Крац и Маков, с задних скамеек потребовали, чтобы темы были легкими. На следующее занятие Троицкий вновь пришел абсолютно трезвым и попросил сдать написанные сочинения. То, что происходило дальше, описал князь Имеретинский: «Преподаватель прямо обратился к задней скамейке, но оттуда ответили балаганом. Бумажные стрелы и петушки замелькали в воздухе по направлению к кафедре, и грозные взгляды учителя могли встретить только высунутые языки, носы длиной во все десять пальцев, фиги и т.п. Василий Стаканыч рассердился не на шутку, наставил в журнал множество нулей, записал в своей тетради весь президиум горы и собрался идти жаловаться инспектору классов. В таком критическом положении Крац пошел на уступки и прокричал на весь класс: «Господи, да нет ли там у кого писанного вранья! Дайте ему, что он, в самом деле, раскипятился!» Тогда я дал Троицкому свое сочинение. Он прочел и умилился, поставил за сочинение 12 баллов. Не успел я сесть на место, как кто-то потянул меня за воротник и я стукнулся головой о чьи-то пуговицы. Рядом уже стоял Крац. Со словами: «Я готов вознаградить тебя за это, дитя мое», он дал мне подзатыльник, от которого зазвенело в ушах. Затем он и еще двое пажей направились к столу и потребовали от Троицкого, чтобы он переправил все нули на шестерки. Троицкий был поражен такой наглостью пажей и решил всех простить. Пока он произносил речь, пажи успели ко всем нулям пристроить хвосты и превратить нули в шестерки».

На уроках учителя геометрии А.М.Докушевского пажи использовали слабость последнего к системе водных сообщений в России и когда они были плохо подготовлены к уроку, задавали Докушевскому вопрос о Мариинской системе, объясняя это тем, что преподаватель географии очень плохо объяснил им этот материал. Когда Докушевский понял, что ему морочат голову, пажи нашли другой прием, чтобы избежать вызова к доске. Как и требовал преподаватель, они чертили в тетради различные многоугольники, но дело было в том, что Докушевский очень любил красивые геометрические фигуры, и тогда воспитанники стали чертить тщательно все фигуры и подбегали к преподавателю для получения одобрения того, что было сделано. Докушевский любовался, делал исправления, и тут же ему подсовывали другую тетрадь. Если в классе было шумно, и появлялся инспектор классов Ортенберг, дежурный бойко докладывал, что паж такой-то рассмешил всех своим ответом. Во время тех уроков, когда отсутствовал преподаватель, пажи иногда устраивали такой шум и гвалт, что Ортенберг был вынужден часть воспитанников отправлять в карцер, а других лишал увольнения в субботу или воскресенье, а иногда и на оба дня.

Выпускник корпуса генерал-лейтенант Рихтер весь преподавательский состав корпуса делил на три категории. К первой принадлежали профессора, которых боялись и уважали; ко второй - преподаватели, которых любили, и, наконец, к третьей - те, к которым относились безразлично, допуская с некоторыми из них неуместные шутки. Основное влияние имела первая группа. Лекции преподавателей, принадлежащих к этой группе, слушались в тишине и с большим вниманием, уроки по преподававшимся ими предметам готовились с особой тщательностью. По словам Рихтера, зубрежка преследовалась, особое внимание обращалось на гладкое и толковое изложение материала.

Автор юбилейной монографии Левшин, характеризуя жизнь пажей в середине Х1Х в. писал: «Судя по воспоминаниям выпускников, во время уроков в корпусе царствовала жизнерадостность. Этому способствовало сознание пажей, что сидеть в одном и том же классе можно подолгу и что только во втором классе честолюбивому пажу надо постараться, чтобы попасть в число 16 камер-пажей, что обеспечивало выпуск в гвардию и связанные с выходом туда преимущества. Таким образом, в течение курса приходилось напрягать свои силы только один раз. Счастливцы, которым удавалось оказаться в числе избранных, затем складывали оружие, так как отлично понимали, что они достигли намеченной цели, завоевали столь желанное право сделаться гвардейцами и предавались безделью на уроках. Не пугали пажей и публичные экзамены, на которых спрашивали только лучших воспитанников. Тогда повелением императора были установлены более строгие правила пребывания пажей в корпусе и соответствующим образом преобразованы специальные классы, откуда осуществлялся выпуск в гвардию и в армию».

В строевом отношении пажи были подготовлены неважно, сказывалось отсутствие регулярных дополнительных занятий по строевой подготовке, что неизменно практиковалось в кадетских корпусах. В 1847 г. во время строевого смотра кадетских корпусов и войск Петербургского гарнизона Николай I выразил особое неудовольствие строевой подготовкой пажей и исполнением ими ружейных приемов. Просмотрев, как пажи исполняют ружейные приемы, Император грозно прокричал: «Что делают пажи? Это что такое? Мамзели! Белоручки! С плаца долой сгоню!» После этой тирады император велел пажам взять ружья на плечо и заставил их так стоять, пока у пажей не отекли руки. Линейное учение закончилось тем, что пажей было велено убрать с плаца, так как государь не желал больше их видеть.

В середине Х1Х столетия среди старших пажей были даже двадцатилетние юноши и старше. Курить в корпусе категорически воспрещалось, но «старички» использовали любой способ, чтобы покурить тайком: курили в отдушники (для топки печей), в форточки, курили в классах. «Старички» категорически запрещали младшим пажам притрагиваться к табаку, и те послушно исполняли все, что им говорили старшие. Не было ни одного случая доносительства начальству со стороны младших воспитанников.

При всех недостатках существовавших при подготовке и обучении в Пажеском корпусе многие его выпускники достигли высоких государственных, общественных и военных постов. В течение почти всего царствования Николая I военным министром был бывший паж князь А. И. Чернышев. Генерал-губернатором Витебским, Могилевским и Смоленским был генерал-адъютант П. Н. Дьяков, а позже князь Урусов. Наказным атаманом войска Донского — генерал-адъютант М. Г. Хомутов. Командующим войсками Царства Польского — генерал-адъютант Э. Л. Рамзай. Послом в Мюнхене — князь Ив. Ив..Барятинский, посланником при шведском и норвежском дворах — Я.А.Дашков. В качестве председателя Государственного совета продолжал свою деятельность А.Н.Оленин. Взошла звезда бывшего пажа И.И.Ростовцева, ставшего в 1856 г. начальником Главного штаба военно-учебных заведений. В годы правления Николая I окончили корпус граф Н.Н.Муравьев-Амурский, писатели Федор Толстой и К.А.Дружинин и многие другие военные и государственные деятели. В разгар Севастопольской компании с самой лучшей стороны проявил себя начальник штаба Севастопольского гарнизона бывший паж князь генерал-лейтенант В.И.Васильчиков (выпуск 1839 г.) Император приказал начертать его имя на мраморной доске и доску поместить на одной из стен корпуса. В конце декабря 1855 г. Пажеский корпус с восторгом чествовал героя Севастополя.

Среди кадетских корпусов Пажеский корпус неизменно занимал привилегированное положение. Даже после военной реформы 1862-1864 гг., когда кадетские корпуса были преобразованы в военные гимназии и лишились права выпускать офицеров в войска, за Пажеским корпусом осталось право выпуска камер-пажей и пажей, закончивших специальные классы, офицерами в войска. Однако милютинские реформы коснулись и Пажеского корпуса: 5 младших классов корпуса в отношении получения образования были приравнены к 5 старшим классам военных гимназий, а 2 старших и специальные классы в том, что касается освоения учебных программ и организации были приравнены к пехотным военным училищам. Специальные классы были сведены в одну роту. Штат пажей остался неизменным - 150 воспитанников.

С 1857 по 1862 гг. в Пажеском корпусе обучался один из его известных выпускников, теоретик анархизма Петр Алексеевич Кропоткин. П.А.Кропоткин был первым учеником во всех классах. В выпускном классе, как первый ученик, к разочарованию многих офицеров, он был назначен фельдфебелем и личным камер-пажем императора Александра II. Князь П.А. Кропоткин в своих «Записках революционера» довольно подробно описал жизнь Пажеского корпуса.

Военные реформы, осуществленные в 1862-1864 гг., создание военных гимназий и прогимназий в определенной степени привели к демократизации жизни в военно-учебных заведениях, но никак не способствовали укреплению порядка и дисциплины в них. Общая ситуация отразилась и на Пажеском корпусе. Пажи стали грубить даже такому строгому начальнику, каким был ротный командир К.К.Жирардот. При этом Жирардот заметил, что даже во дворце пажи стали держать себя не так, как это было положено по этикету. Репетиции по этикету, которые проводил Жирардот, происходили под хохот пажей, поскольку у большинства из них не было никакой грации при осуществлении поклонов. Жирардот приходил в бешенство. Раньше пажи, которых завивали перед поездкой во дворец, старались, чтобы возможно дольше сохранить свои завитки после церемонии. Теперь же, возвратившись из дворца, они бежали под кран, чтобы распрямить волосы. Над женственной наружностью смеялись. В корпусе дело дошло до бенефиса, который был устроен преподавателю рисования Ганцу. Пажи не простили ему, что он имел любимчиков и ставил наиболее высокие оценки тем пажам, которые занимались с ним отдельно за специальную плату.

П.А.Кропоткин писал в этой связи: «Когда я поступил в Пажеский корпус, во внутренней его жизни происходило полное изменение. Вся Россия пробудилась тогда от глубокого сна и освобождалась от тяжелого кошмара николаевщины. Это пробуждение отразилось и на нашем корпусе. Директором корпуса был превосходный старик генерал Желтухин, но он только номинально был главою корпуса. Действительным начальником был француз на русской службе полковник Жирардот. Метод его воспитания был заимствован из французских иезуитских коллегий». Кропоткин представляет Жирардота деспотом по натуре, способным ненавидеть мальчика, не поддающегося всецело его влиянию. Все офицеры Пажеского корпуса имели клички. Но никто не осмелился дать кличку Жирардоту. Слово «полковник» было постоянно у всех на устах.

Пажеский корпус не избежал болезни всех кадетских корпусов, так называемого «цуканья» (самой обыкновенной дедовщины в отношениях между старшими и младшими пажами - прим. автора), ненормального и зачастую издевательского отношения старших пажей по отношению к младшим. Кропоткин отмечает в своих воспоминаниях, что Жирардот поставил в совершенно исключительное, привилегированное положение камер-пажей. Он предоставлял старшим воспитанникам полную свободу и притворялся, что не знает о том произволе, который те творили. Так с помощью камер-пажей он пытался поддерживать строгую дисциплину. Если младший воспитанник каким-либо образом не подчинялся капризу камер-пажа, то это вело к тому, что 20 воспитанников старшего класса с молчаливого разрешения Жирардота жестоко избивали ослушника.

В силу этого камер-пажи делали все, что хотели. Одно из любимых занятий старших пажей заключалось в том, что они собирали ночью новичков в ночных рубашках в одну из комнат и заставляли их бегать по кругу на подобии лошадей в цирке, при этом одни камер-пажи стояли в круге, другие вне его и гуттаперчевыми хлыстами беспощадно стегали мальчиков. Полковник знал про это все, но закрывал глаза на проделки старшеклассников.

Ни один паж младшего класса не имел права пройти мимо фельдфебельской кровати - это был священный обычай, которым пользовались особо ретивые старшие пажи. Бывали случаи, когда старшие пажи специально вынуждали младшего нарушить установленный ритуал, чего он делать не смел. Тогда по указанию старшего пажа младшему приходилось делать в спальне большой крюк, чтобы обойти кровать фельдфебеля, и «не осквернить священное место своими ногами». Эта проделка иногда повторялась несколько раз подряд на потеху старшего класса.

Утром дневальные были обязаны будить оба класса: младший раньше, а старший позже. Разбудив старших, дневальный был обязан стоять в определенном месте и через определенные промежутки времени громко докладывать - сколько минут остается старшему классу до построения к утренней молитве. Случалось, что младший класс выстраивался к утренней молитве раньше старшего, когда часть пажей этого класса еще лежала в постелях. Некоторые из лежащих в постелях покрикивали на младших товарищей, стоявших, по их мнению, недостаточно хорошо в строю.

Когда в конце Х1Х в. пажам разрешили курить, в курительной комнате младшему классу был выделен особый угол, отделенный от участка старшего класса воображаемой чертой, за которую никто из младших не смел перешагнуть. Младшие в присутствии старших, даже в курилке, не смели стоять в свободной позе - виновный в нарушении почтительности сразу привлекался к порядку. Младшие пажи при встрече со старшими, где бы эта встреча не происходила, обязаны были первыми отдавать честь. Старшие пажи иногда специально создавали ситуации, когда младшие товарищи не могли сразу заметить их и соответственно не отдавали им честь. Немедленно следовала запись в специальном журнале о недициплинированности младшего пажа. Наконец, третий класс, в котором были довольно сильные кадеты, решил положить конец всем истязаниям и вызвал камер-пажей «на смертный бой». Старшие пажи потерпели поражение, притихли и стали хранителями лучших традиций в корпусе, т.е. чем они и должны были заниматься. Жирардот никому о происшествии не доложил.

По свидетельству Н.А. Епанчина, дикий обычай «цуканья» перешел в русскую армию из прусской, когда она состояла из наемников, про которых Фридрих Великий говорил, что в его армии «солдат больше боится палки капрала, чем пули неприятеля». Этот обычай, отмечал Епанчин, был подражанием тому, что особенно процветало в Николаевском кавалерийском училище, где обычай «цуканья» был заведен с давних пор.

Преподавая в Николаевском кавалерийском училище в течение восемнадцати лет, Епанчин мог наблюдать многочисленные проявления этого прискорбного явления. В беседах о «цуке» со своими учениками он слышал от них в оправдание этого обычая, что так поступал и Лермонтов, воспитанник училища. «Этот обычай, - считал Епанчин, - нарушал коренным образом товарищеские отношения и, несомненно, способствовал огрубению нравов, сосем не в духе нашего дисциплинарного устава и добрых обычаев нашей армии. Приняв Пажеский корпус, я решил принять меры к искоренению этого обычая из среды пажей». В одном из приказов по корпусу было сказано: «Предписываю всем господам офицерам, а в особенности ротным командирам и офицерам-воспитателям, строго следить за исполнением камер-пажами и пажами установленных правил, в особенности, за точным исполнением установленных правил старшими пажами, кои должны служить младшим примером исполнительности, а не своеволия и произвола». Постепенно Епанчину удалось добиться значительного снижения случаев неуставных взимоотношений между пажами.

Среди старых традиций Пажеского корпуса была и такая, как носить на территории сада Пажеского корпуса в свободное от строя и учебы время офицерскую фуражку того полка, куда паж намеревался выпуститься. В этом случае во время прогулки в корпусном саду можно было наблюдать пажей старшего специального класса, гуляющими не в форменных фуражках, а в офицерских разных полков.

Приказом по Военному ведомству № 15 от 30 января 1878 г. об учреждении «Приготовительных классов Пажеского Его Императорского Величества корпуса» младшие классы формально были выделены из корпуса и на их основе были созданы приготовительные классы, готовившие воспитанников для Пажеского корпуса. В 1885 г. приготовительные классы были вновь воссоединены с Пажеским корпусом.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ ПАЖЕСКОГО КОРПУСА

В январе 1889 г. было утверждено новое положение для Пажеского корпуса. В соответствии с этим положением Пажеский корпус состоял из семи общих классов, соответствовавших курсу кадетских корпусов, и двух специальных классов, с курсом военных училищ. В трех младших классах обучались исключительно пажи-экстерны, общая численность классов интернов была определена в 150 воспитанников. В строевом отношении корпус был разделен на 3 роты: 1-я рота - пажи и камер-пажи специальных классов; 2-я - пажи У11 и У1 общих классов и 3-я - пажи всех остальных классов. В 1891 г. штатная численность Пажеского корпуса была установлена в 170 интернов и 160 экстернов. Пажи продолжали нести свою придворную службу, которая совмещалась с их занятиями.

С 1890 г. в корпусе стали преподавать законоведение, целью которого ставилось знакомство выпускника корпуса с теми отношениями, с которыми каждый человек сталкивается в жизни, находясь в семье, обществе, государстве. Новое руководство по законоведению было озаглавлено «Основные понятия о нравственности, праве и общежитии».

В мае 1890 г. В Пажеском корпусе начал формироваться музей корпуса. Инициатором создания музея и его первым директором стал инспектор классов полковник Н.Н.Скалон, долгие годы прослужившие в корпусе. Для музея были собраны печатные и рукописные работы, относящиеся к Пажескому корпусу, рисунки бывших пажей и служащих корпуса, списки убитых, георгиевских кавалеров, биографии бывших пажей, их личные вещи, альбомы фотографий, отдельные портреты и т.д. Выпущенная к столетию Пажеского корпуса история корпуса под редакцией Д.М.Левшина «Пажеский Его Императорского Величества корпус за сто лет», богато иллюстрирована поступившими в музей рисунками и фотографиями. К юбилею корпуса была издана брошюра «Извлечение из сообщения пажам по поводу задач исторического музея Пажеского Его Императорского Величества корпуса» под редакцией инспектора классов и директора музея полковника Г.С.Осипова. Эта брошюра была выпущена с целью вызвать интерес у пажей к истории учебного заведения, в котором они учились.

Николай Алексеевич Епанчин вспоминал: «Учебная часть в корпусе мне была хорошо известна по десятилет-нему опыту преподавания в нем; когда я принял корпус, инспектором классов был генерал-майор Анатолий Алексеевич Даниловский, а ранее его был генерал-майор Нил Львович Кирпичев, военный инженер, серьезный, образованный, культурный и знающий свое дело инспектор, поддерживающий учебную часть на должной высоте. Даниловский был ограниченным, почти невежественным человеком, не пользовавшимся ника-ким авторитетом ни среди преподавателей, ни среди пажей. Достаточно сказать, что пажи называли его «Тотошкой». Он считал себя большим знатоком педагогического дела, хотя по-нятия не имел о педагогической литературе, что не мешало его самомне-нию.

Не все преподаватели удовлетворяли необходимым требованиям, но заменить их другими было крайне трудно, а иногда и невозмож-но. Малое, скудное содержание заставляло преподавателей брать уроки в нескольких учебных заведениях, переносясь с урока на урок из одного конца Петербурга в другой.

Однажды мне стало известно, что вследствие недостаточности от-пуска денег на кормление невозможно обойтись без «мертвых душ», т.е. показывать по отчетным листам больше пажей, состоящих на довольст-вии, чем это было на самом деле. Часть па-жей были приходящими, экстернами, на которых казна отпускала деньги только на завтрак, но иногда экстерны имели право на полное суточное довольствие, как, например, дежурные, арестованные, задержанные после лекций для приготовления уроков и т.п. Вот этим и пользовались, что-бы в отчетных листах показывать больше пажей, чем их было действи-тельно на довольствии, и это называлось "мертвые души". Позже я узнал, что некоторые члены хозяйственного комитета не стеснялись брать к себе на дом пищу из пажеского котла, и в результате я вынужден был уволить эконома».

Павел Граббе, сын начальника личного Его Императорского Величества конвоя, поступивший в Пажеский корпус в 1915 г., вспоминал о последних годах существования корпуса: «Поступая в Пажеский корпус, я и представления не имел, насколько особенным было это заведение. Здесь за последнее столетие училось двенадцать членов отцовской семьи. Я был тринадцатым. В моем классе две трети воспитанников посещали его только днем; остальные находились на полном пансионе. Большинство было того же возраста, что и я — лет тринадцати — и принадлежали к среде примерно того же уровня, как и я. Чтобы иметь право на зачисление, мальчик должен был доводиться сыном или внуком генералу либо чиновнику очень высокого ранга. После семи лет в корпусе он получал звание офицера и обычно вступал в императорскую гвардию, которая считалась элитой русской армии. Но вначале выпускник корпуса должен был получить одобрение офицеров полка, в который он хотел вступить по своему выбору. Решение принималось с учетом личности и характера кандидата, происхождения и отчасти определялось той репутацией, которая была у него в корпусе. Если, к примеру, было известно, что он любит распространять всякого рода сплетни, мало какой из гвардейских полков принял бы такого офицера.

Корпус был тесно связан с Императорским домом и бытом царской семьи. Каждый год несколько лучших учеников выпускного класса назначались камер-пажами к членам императорской семьи. Именно так отобрали и моего отца, когда он учился в Пажеском корпусе, что и дало ему возможность лично общаться с императорской семьей. К зданию корпуса примыкал большой сад с высокими деревьями, где мальчики помладше носились во время получасового перерыва после завтрака. Три младших класса — третий, четвертый и пятый — занимали верхний этаж одного из флигелей.

Наши классные помещения выходили в большой зал, куда нас выпускали на десятиминутную перемену каждые пятьдесят минут. Во время этих перерывов воцарялся сущий бедлам: мы бегали по залу, боролись и орали. За всем этим из комнаты, занимающей стратегическую позицию у выхода из зала, наблюдал дежурный офицер. Этажом ниже располагались классные помещения для мальчиков постарше — с такой же планировкой. Идя на завтрак, мы иногда проходили мимо и разглядывали их оценивающим взглядом. Они всегда шагали стройными рядами, чего нельзя было сказать о нас.

Школьная часовня была достаточно просторна, чтобы в ней могли поместиться все пять младших классов. Мы молча и покорно выстаивали службу, томясь от скуки. Однажды священнику прислуживал какой-то незнакомый дьякон, чей внешний вид вызывал улыбку. Кое-кто из мальчиков тихонько начал хихикать. Звук стал распространяться, разрастаться, и вскоре уже все до одного мальчишки смеялись в голос. Службу прекратили. Нас вывели из часовни и построили в одном из смежных помещений. Перед нами взад и вперед нервным шагом ходил заместитель директора генерал Риттих, пытаясь пристыдить и угрожая всяческими карами, в случае если подобный инцидент повторится. Мы вняли этому предупреждению, и больше во время службы никто не смеялся. Но часовня утратила свой ореол, вызывавший в нас благоговение, и, когда после революции дисциплина расшаталась, мы прятались в ней от школьного начальства. Никто бы никогда не нашел нас в алтаре под столом, покрытым тяжелым бархатным покрывалом.

В Пажеском корпусе, я изучал русский, французский и немецкий языки, географию, геологию, физику, геометрию и арифметику. Из предметов я больше всего любил русский и географию, которую преподавал Б.И. Чижов. Он часто раскатывал на доске карту, указывал на какую-нибудь область и вызывал нас рассказать о ее физических характеристиках, климате и природных ресурсах. Он просил нас описать людей, которые там проживают. Каковы они? Как они живут? Чем занимаются? Какая у них вера? И нередко, не дожидаясь ответа, сам начинал увлекательный рассказ, отвечая на все свои вопросы. И почти неизменно ему удавалось победить наше равнодушие и зажечь интерес к своему предмету.

Учился я плохо. Одноклассники презирали «зубра» и с уважением относились к тем, кто отличался физической силой, а также к тем, кто проявлял инициативу в классных делах. Неожиданный случай повысил мой авторитет. Однажды я оказался на крыше здания, откуда увидел нашего классного наставника, полковника Заржевского, встречавшегося с хорошенькой блондинкой. Я бросился обратно в класс, собрал нескольких приятелей и повел их на крышу. Оттуда мы наблюдали, как наш классный, улыбаясь, жестикулируя, провожал свою приятельницу за ворота на улицу. Мы нередко страдали от жесткой дисциплины, которую поддерживал полковник Заржевский. Теперь же, после того как кто-то из нас сделал ему несколько намеков, он изменился к лучшему.

Я не разделял любви своих товарищей к военному делу. Их увлекали парады, мундиры и награды, и они все стремились служить в императорской гвардии. Их разговоры о достоинствах того или иного полка меня абсолютно не интересовали, и особенно я недолюбливал военную муштру. Первые месяца два мне даже не разрешали носить корпусной мундир из-за моего совершенно невоенного вида.

Так называемое «цуканье» также не располагало меня к военному делу. Это было своего рода притеснением младших старшеклассниками. Моя осанка совершенно ясно свидетельствовала о том, что я не являюсь идеальным кандидатом для той военной карьеры, к которой многие так стремились. Несколько старшеклассников решили, что меня нужно проучить. Мне приказывали выучивать их имена в алфавитном порядке или в какой-нибудь особой последовательности, которую они специально изобретали каждую неделю. Я также был обязан выучить названия всех полков императорской гвардии и уметь описать их мундиры; либо меня экзаменовали по вопросам военных традиций. Если я допускал малейшую ошибку, меня заставляли стоять по стойке «смирно» в уборной, делать приседания или оставаться неподвижным во время перемены, или не сметь разговаривать со своими одноклассниками.

Я убедил своих одноклассников устраивать демонстрации всякий раз, когда кто-нибудь из нас подвергался такому притеснению со стороны старшеклассников. После двух-трех таких демонстраций, когда мы маршировали по кругу, выкрикивая лозунги протеста и топая ногами до тех пор, пока дежурный офицер не выбегал на шум, чтобы выяснить, в чем дело, старшеклассники прекратили свое «цуканье». Когда впоследствии настало время нашему классу принять «опеку» над молодым пополнением, большинство из моих одноклассников не устояло перед искушением изобразить из себя командира перед младшими!

В 1915 году в младший класс было принято шестнадцать мальчиков. Нам пришлось пробыть вместе только два года. Революция разбросала нас по свету. Многие, должно быть, погибли во время гражданской войны».

По окончании корпуса пажи получали белый эмалевый мальтийский крест на золотой пластинке и кольцо, которое было снаружи стальным, а изнутри золотым. Этот сплав символизировал «стальную твердость и золотую чистоту». Обладатели этих отличительных знаков всю жизнь обращались друг к другу на «ты» независимо от возраста, звания и должности. Корпоративный дух в среде пажей был необычайно высок. Крепкие товарищеские отношения между пажами, стремление прийти на помощь другу в трудную минуту, ценились в корпусе выше многих других достоинств.

Директорами Пажеского корпуса последовательно были:

1. Генерал-майор Гогель А.Г. (1802-1805);

2. Генерал-лейтенант Гогель И.Г. (1805-1830), Сухопутный кадетский корпус;

3. Генерал-адъютант Кавелин А.А. (1830-1834), Пажеский корпус;

4. Генерал-майор Игнатьев П.Н. (1834-1846), Пажеский корпус;

5. Генерал-майор Зиновьев Н.В. (1846-1849), Пажеский корпус;

6. Генерал-лейтенант Философов Н.И. (1849-1854), Пажеский корпус;

7. Генерал-лейтенант Желтухин В.П. (1854-1861), Горный кадетский корпус;

8. Генерал-лейтенант Озеров С.П. (1861-1865);

9. Генерал-майор Корсаков Н.В. (1865-1867), Пажеский корпус;

10.Генерал-майор Бушен Д.Х. (1867-1871), Пажеский корпус;

11.Генерал- майор Мезенцев П.И. (1871-1878), Дворянский полк;

12.Генерал от артиллерии Дитерихс Э.К. (1879-1894);

13.Генерал-лейтенант Келлер Э.Э. (1894-1900), Пажеский корпус;

14.Генерал от инфантерии Епанчин Н.А. (1900-1907);

15. Генерал-майор Усов Н.Н. (1907- 1914)

15. Генерал-майор Риттих (1914-1917)

В течение всех лет существования Пажеского корпуса каждый из императоров считал своим святым долгом подбор и назначение директора корпуса. Практически, сложилась традиция, когда на должность директора корпуса назначался генерал, имевший большой педагогический опыт или получивший практику командования каким-либо военно-учебным заведением, главным образом, кадетским корпусом, и зарекомендовавший себя на этой должности с самой лучшей стороны. Каждый из директоров Пажеского корпуса по-своему был выдающимся педагогом и начальником.

Генерал-лейтенант Желтухин В.П. до своего назначения в Пажеский корпус сначала был директором Александринского сиротского кадетского корпуса, а затем 1-го Московского Екатерины II корпуса. В течение всех трех лет пребывания в должности директора Пажеского корпуса генерал Желтухин В.П. поддерживал учебное заведение в образцовом состоянии и пользовался любовью воспитанников.

Генерал-лейтенант С.П.Озеров пришел в Пажеский корпус после двенадцати лет пребывания в должности директора 2-го Московского кадетского корпуса. Самые теплые и проникновенные слова о Сергее Петровиче Озерове высказал историк 2-го Московского кадетского корпуса А.И.Поливанов (см. очерк о 2-ом Московском кадетском корпусе). Несмотря на тяжелые годы, которые выпали на долю С.П.Озерова во время командования Пажеским корпусом, он с честью вышел из трудного положения, в котором оказался во время пребывания в корпусе. Дело в том, что ко времени прихода С.П.Озерова в Пажеский корпус его воспитанники в условиях начавшейся военной реформы стали пренебрегать дисциплиной, без должного уважения и почтения относиться к офицерам-воспитателям и преподавателям, нарушать внутренний распорядок, небрежно относиться к учебе, у них появилась внутренняя распущенность. Для воспитания пажей требовался особый такт, твердый характер и хорошие педагогические навыки директора, ротных командиров и офицеров-воспитателей.

Ротный командир 2-го кадетского корпуса полковник Л.И.Януш в этой связи отметил: «В 1872 г. я имел полную возможность перейти на службу в Пажеский корпус. Причиной моего нежелания перейти туда воспитателем была его репутация, упорно державшаяся как в обществе, так и среди воспитателей военных гимназий. Больше всего меня отпугивали рассказы про распущенность пажей, привыкших относиться к своим руководителям в высшей степени непочтительно. Говорилось про невозможность правильного воспитательного воздействия на пажей вследствие вмешательства в дела и распоряжения воспитателей со стороны высокопоставленных и влиятельных родителей».

Бывший паж генерал Никита Васильевич Корсаков был назначен директором Пажеского корпуса с должности помощника Главного начальника военно-учебных заведений. Среди пажей быстро распространился слух, что генерал Корсаков был назначен подтянуть дисциплину в корпусе. Два часа продержал Корсаков пажей в строю в день представления. Стоявшим в строю пажам он громовым голосом произнес: «Вы меня еще не знаете, господа, я вам покажу…». Два года, проведенных Корсаковым в корпусе, стали знаменательной вехой в его истории, так как именно на долю этого директора выпало проведение реформы, которая должна была изменить структуру и порядок обучения воспитанников. Корсакову удалось подтянуть в корпусе дисциплину, отстоять идею о том, что Пажеский корпус должен быть прежде всего военным учебным заведением и иметь право производства в офицеры. Несмотря на напускную строгость, Корсаков оказался человеком прекрасной души, с любовью относившимся к воспитавшему его заведению и его питомцам. Он был требовательным и в тоже время вполне демократичным начальником, опиравшимся в своей работе на педагогический комитет Пажеского корпуса.

Генерал-майор Дмитрий Христианович Бушен до назначения на должность директора Пажеского корпуса возглавлял Орловскую Бахтина военную гимназию. Отличное состояние военной гимназии привлекло внимание императора. В 1867 г. Бушену был вверен Пажеский корпус. Он прокомандовал корпусом всего четыре года и умер в 46 лет, пребывая в должности директора. В некрологе по поводу кончины Бушена было отмечено, что его смерть явилась большой потерей для Пажеского корпуса. В связи с тем, что после смерти Бушена на руках его жены остались малолетние дочери, для обучения и воспитания которых требовались большие средства, а их в семье не оказалось, в корпусе был создан специальный фонд для оказания помощи дочерям Бушена. Преподаватели и воспитатели корпуса обязались безвозмездно обучать и воспитывать дочерей. Служащие корпуса приняли решение об отчислении части своего заработка в фонд помощи семье Д.Х.Бушена.

При директоре корпуса Федоре Карловиче Дитерихсе в Пажеском корпусе прочно установился новый педагогический порядок. Опытный педагог, широко образованный человек, генерал от артиллерии Дитерихс ввел в корпусе еженедельные, по субботам, заседания воспитательного комитета, на котором обсуждались успехи и поведение пажей за истекшую неделю, решались принципиальные вопросы в отношении отдельных пажей, выявлялись ошибки воспитателей и сообща вырабатывались меры по устранению таких ошибок. Воспитательные меры, практиковавшие в корпусе при Дитерихсе, исходили из глубокого уважения директора как к личности воспитанника, так и личности воспитателя. Основной воспитательной мерой при Дитерихсе было воздействие на нравственность провинившегося воспитанника.

В результате последовательно проведенной в жизнь педагогической системы воздействия на воспитанников в корпусе уменьшилось количество дисциплинарных проступков, значительно повысился уровень успеваемости. Учебные требования при Дитерихсе были так высоки и серьезны, что успехи пажей постепенно стали выше успехов их сверстников из других военно-учебных заведений. Непосредственное отношение Ф.К.Дитерихса к воспитанникам отличалось спокойствием и самообладанием. Несмотря на полное отсутствие строгих, громких речей пажи относились к нему с уважением и даже некоторой долей страха. Семнадцать лет пробыл в должности директора Ф.К.Дитерихс. За эти годы получили образование в корпусе и выпустились из него 600 воспитанников. Передавая корпус в руки нового директора графа Ф.Э.Келлера, Дитерихс отметил, что за долгие годы пребывания в корпусе он сросся с ним и глубоко сожалеет, что ему приходится покинуть стены корпуса. За заслуги перед корпусом Дитерихсу было пожаловано высочайшее отличие - он был оставлен в списках Пажеского корпуса, и ему было даровано право носить форму корпуса.

По словам видного российского военного историка Александра Георгиевича Кавтарадзе, автора предисловия к мемуарам Николая Алексеевича Епанчина, изучение архивных материалов дает многочисленные яркие примеры того, насколько инициативной и плодотворной была деятельность на посту директора Пажеского корпуса генерала от инфантерии Н.А. Епанчина. При переходе из 2-й в 1-ю строевую роту пажи зачислялись на действительную военную службу и приносили присягу. Однако до прихода Н.А. Епанчина в корпус эта церемония проводилась буднично, не чувствовалось торжественности. В корпусе не было знамени, своего оркестра военной музыки. Совершенно очевидно, что отсутствие знамени во время принятия присяги «крайне нежелательным образом умаляло значение столь важного события в жизни будущих офицеров». Уже на первом при Епанчине приведении к присяге 1-й роты в ноябре 1901 г. по его приказу были привезены в корпус знамя и оркестр из Преображенского полка. По ходатайству Н.А.Епанчина корпусу в связи со 100-летним юбилеем было пожаловано знамя, и с этого времени присяга принималась перед ним.

Чтобы расширить у пажей интерес к научным знаниям, по инициативе Епанчина в специальных классах была установлена практика подготовки докладов по военным вопросам: по военной истории, тактике и другим дисциплинам, а в старших общих классах - по общеобразовательным предметам. Пажам давались темы, указывались источники и назначалась дата подготовки доклада. При Н.А.Епанчине начал издаваться «Пажеский сборник», последний выпуск №13 вышел в 1916 г. Для эстетического развития пажей для желающих в корпусе был учрежден класс живописи и скульптуры. Были введены внеклассные занятия музыкой на рояле, скрипке и виолончели.

К концу Х1Х в. в Пажеском корпусе сложилась хорошая библиотека. По инициативе Н.А.Епанчина для 1-й роты была создана специальная библиотека из книг по военной тематике. Он распорядился выписывать в эту библиотеку военные журналы (русские, немецкие, французские). Для корпусной библиотеки присылали книги с автографами авторы известных трудов по стратегии, тактике, военному искусству, военной истории. Наличие автографов на книгах, по мнению Епанчина, способствовало установлению более тесного контакта пажей 1-й строевой роты с лучшими представителями военно-научной мысли в русской армии. Граф Д.А.Милорадович прислал свой классический труд «Итальянский поход Суворова» с собственноручным посвящением.

Корпус имел верховых лошадей и верховая езда была одним из обязательных занятий. При Епанчине к уже существовавшему большому манежу был пристроен и предманежник, где пажей обучали вольтижировке. В штат корпуса была включена должность офицера-инструктора верховой езды. Чтобы дать пажам возможность до производства в офицеры основательно подготовиться к службе в войсках, они на последний лагерный сбор перед производством в офицеры прикомандировывались к тем полкам, в которых желали бы служить.

Важной традицией в Пажеском корпусе была традиция почтительного и уважительного отношения к старейшему выпускнику корпуса, возможность обратиться по любому вопросу к старейшему пажу не только директору корпуса и его офицерам, но и любому из пажей, на какой бы иерархической ступени общества или в самом корпусе он ни находился. В своих мемуарах Епанчин специально не касается этого вопроса, но рассказывая о старейшем паже генерал-адъютанте О.Б.Рихтере, автор как бы высвечивает роль и место старейшего пажа в жизни Пажеского корпуса. В годы руководства корпусом Епанчину пришлось столкнуться с довольно сложными обстоятельствами, касающимися дела кадета Верховского.

Под впечатлением неудач в русско-японской войне А.Верховский, фельдфебель 1-й роты, личный камер-паж Николая II, в кругу камер-пажей и пажей специальных классов в резкой и эмоциональной форме выражал свои взгляды на положение в стране, осуждал действия правительства. Очень способный и в высшей степени самолюбивый, Верховский всегда был первым по успехам в учебе, свои обязанности камер-пажа исполнял с большим усердием. Однако своими выступлениями Верховский восстановил против себя своих однокурсников и обострил с ними отношения. За два месяца до производства в офицеры воспитанники старшего специального класса постановили, что А.Верховский должен покинуть корпус.

Окончательно разобраться в «деле Верховского» Николай II поручил старейшему пажу генерал-адъютанту О.Б.Рихтеру и велел тому представить доклад на его имя. Рихтер доложил императору, что считать антиправительственными действия Верховского нельзя. Тем не менее, Николай II повелел лишить Верховского звания камер-пажа и отправить его в артиллерийскую бригаду унтер-офицером. В 1911 г. А.Верховский окончил Академию генерального штаба. В годы революции он остался в Советской России, дослужился до звания генерал-майора, был на преподавательской работе. В 1937 г. А.Верховский был репрессирован.

При подготовке мероприятий, посвященных 100-летию корпуса, О.Б.Рихтер был назначен председателем юбилейной комиссии. Когда Епанчин по случаю 100-летнего юбилея корпуса был зачислен Николаем II в Свиту Его Императорского Величества и награжден орденом св. Станислава 1-й степени, первым, кому нанес визит Епанчин, был О.Б.Рихтер, отсутствовавший из-за недомогания на смотре, где и было объявлено о решении императора. Во время торжественного обеда по случаю юбилея О.Б. Рихтеру, а не директору корпуса Н.А Епанчину, было поручено провозгласить здравицу за Государя.

На долю Н.А.Епанчина выпала основная работа по подготовке и проведению 100-летнего юбилея Пажеского корпуса. Они принял личное участие в создании знаков Пажеского корпуса. Юбилейный знак предназначался для всех состоящих в корпусе в день юбилея, знак №1 был вручен самому Н.А.Епанчину. Знак Пажеского корпуса вручался всем воспитанникам окончившим корпус и произведенным в офицеры и тем, которые должны были быть произведены в офицерские и классные чины.

Были изготовлены 50 серебряных и 2000 бронзовых юбилейных медалей с надписями на ребре: «В память 100-летнего юбилея Пажеского Его Императорского Величества корпуса». 140 нижних чинов, состоявших на действительной военной службе, и низшие служащие корпуса, кроме награждения бронзовой медалью, получили по серебряному рублю (под орлом была выбита дата 1802-1902). Сам Н.А.Епанчин в связи с юбилеем был пожалован орденом св.Святослава 1-й ст.

Архивные материалы свидетельствуют, что семилетний период, во время которого директором Пажеского корпуса был Н.А.Епанчин, стал одной из самых ярких страниц в истории этого военно-учебного заведения. Высочайшим указом от 22 апреля 1907 г. Н.А.Епанчин «за отличие по службе был произведен в генерал-лейтенанты».

За годы своего существования Пажеский корпус выпустил из своих стен сотни достойных сынов России, прославивших ее на государственных и общественных постах, деятельностью в различных областях искусства: писателей, профессоров, художников, музыкантов, полководцев и крупных российских военачальников, председателей государственного совета, министров, послов, посланников, генерал-губернаторов, высших придворных чинов, начальников высших учебных заведений, директоров кадетских корпусов.

Среди воспитанников Пажеского корпуса имена полного Георгиевского кавалера генерал-фельдмаршала светлейшего князя Варшавского графа Эриванского И.Ф.Паскевича (1800 г.), фельмаршала И.В.Гурко (1846), открывателя и исследователя Дальнего Востока генерал-губернатора Амурского края графа Н.Н. Муравьева-Амурского (1822), военного министра князя А.И.Чернышева (1802), послов в Париже князя Н.А.Орлова (1845), в Лондоне графа С.Р.Воронцова, в Берлине графа П.А.Шувалова, в Испании Д.Е.Шевича (1858), автора исторических трудов Н.К.Шильдера (1860), графа В.Ф.Адлерберга (1811), министра иностранных дел В.Н.Ламсдорфа (1862), министра путей сообщений М.И.Хилкова (1852), сподвижника Александра 1 графа Н.Н.Новосильцева (1783), писателя А.В.Дружинина (1843), музыканта Бахметьева (1826).

В Отечественную войну 1812 г. стали широко известными имена воспитанников Пажеского корпуса генерала от кавалерии графа А.П.Тормасова, генерала от инфантерии Д.С.Дохтурова, командира легкоконного партизанского отряда А.И.Чернышева.

103 воспитанника Пажеского корпуса стали георгиевскими кавалерами. Среди них обладатели ордена св. Георгия 2-й степени И.В.Гурко, А.П.Тормасов, Д.С.Дохтуров; 3-й степени - князь В.И.Васильчиков, П.А.Шувалов, Н.И.Святополк-Мирский, князь Имеретинский.

Выпускники Пажеского корпусов часто служили московскими губернаторами и генерал-губернаторами: А.Г.Щербатов (1844-1848), А.А. Козлов (1905), С.К.Гершельман (1906-1909), Ф.Ф.Юсупов (1915). Закончил Пажеский корпус и один из последних губернаторов Москвы в 1908-1913 гг. Владимир Фёдорович Джунковский. В.Ф.Джунковский за «особые труды и энергичную деятельность во время бывшего в апреле 1908 г. в пределах Московской губернии большого наводнения был награжден серебряной медалью «3a спасение погибавших». Во время его пребывания на посту губернатора в Москве были открыты памятники Н.В. Гоголю, первопечатнику Ивану Фёдорову и Ф.П.Гаазу, Музей изящных искусств имени Императора Александра III (в настоящее время музей изобразительных искусств им. Пушкина), прошла выставка сельхозмашин на Бутырском хуторе (1909), построена трамвайная линия от Зоологического сада до Пресненской заставы. В 1912 г. Джунковский входил входил в состав комитета по устройству Музея 1812 г. В декабре 1917 года вышел в отставку. Как опытный контрразведчик сотрудничал после октябрьской революции с Ф.Э.Дзержинским и служил в ВЧК. В 1937 г. по сфабрикованному обвинению был арестован и расстрелян.

Несмотря на исключительную кастовость Пажеского корпуса, его питомцы отличались вольнодумием. Выпускниками корпуса были автор запрещенной Екатериной II книги «Путешествие из Петербурга в Москву» Александр Радищев (1766), офицеры-декабристы П.Пестель, В.Ивашев, П.Свистунов.

Пажи не приняли февральскую революцию. Сообщение об отречении Николая II от трона вызвало у них состояние шока. Находясь постоянно рядом с императорской семьей, они в определенной степени становились частью этой семьи, и решение императора потрясло их. Когда в один из мартовских дней 1917 г. пажей собрали, чтобы привести к их присяге Временному правительству, прозвучали слова 19-летнего первого камер-пажа Голицына, обращенные к директору корпуса генерал-майору Риттиху: «Ваше превосходительство, временным правительствам мы присягать не будем!» После этого пажи покинули Белый зал дворца.

19 сентября 1917 г. Пажеский корпус был переименован в Петроградскую гимназию. После различных преобразований Пажеского корпуса и переименований в его названии, которые произошли после Февральской революции, здание бывшего Пажеского корпуса, пострадавшее после подавления левоэсеровского мятежа, было передано в ведение Окружного Комиссариата военно-учебных заведений. В течение многих лет в Воронцовском дворце находилось Ленинградское дважды Краснознаменное пехотное училище им.Кирова. В 1955 г. на базе пехотного училища было образовано Ленинградское суворовское военное училище. Со временем пехотное училище было переведено в другое место. Суворовское училище продолжает находиться в Воронцовском дворце. Уникальную библиотеку корпуса после Февральской революции перевозили из одного помещения в другое, и, как случайно выяснилось в 1992 г., она оказалась в Таврическом дворце. Все попытки командования Санкт-Петербургского Суворовского военного училища и ревнителей славной истории старейшего военно-учебного заведения в России вернуть библиотеку законному владельцу успеха не имели.

Разбросанные после Октябрьской революции по всему свету, пажи тем не менее не забыли своей Alma Mater. В феврале 1921 г. в Париже был образован Союз русских пажей с филиалами в Англии, Бельгии, Германии, Финляндии, Югославии, США. Многие из потомков пажей прибыли в Санкт-Петербург в декабре 1992 г. на торжества по случаю 190-летия со дня открытия корпуса. Прибывшие на юбилей почли за честь передать в дар создаваемому в суворовском училище Музею кадетских корпусов драгоценные реликвии своих предков.

В конце декабря 2002 г. в Санкт-Петербургском суворовском военном училище состоялись торжества по случаю 200-летия Пажеского корпуса. Особым вниманием во время торжеств пользовались прямые потомки пажей, проживающие в России и прибывшие из Франции, Швейцарии, США и других стран. Среди потомков пажей были Соколов-Хитрово, М.В.Аверино, А.Главацкий, О.Б.Левшина, Н.Ю.Кривошеин, Ф.Дедюлина и другие. С теплой и проникновенной речью обратился к собравшимся барон Александр фон Фальц-Фейн, внук одного из последних директоров Пажеского корпуса генерала от инфантерии Н.А.Епанчина. Важной частью торжеств стало открытие в здании Мальтийской копеллы Музея истории кадетских корпусов России - филиала Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Значительный интерес для всех прибывших на юбилейные торжества представила состоявшаяся конференция, посвященная 200-летию Пажеского корпуса. Большой вклад в проведение торжеств внесли начальник суворовского училища Валерий Николаевич Скоблов и заведующая библиотекой Ольга Владимировна Сильченко.

Краткая библиография:

1. «На службе трех императоров», Генерал от инфантерии Н.А.Епанчин, воспоминания. Журнал «Наше наследие», Москва, 1996. С.299

2. «Пажеский Его Императорского Величества корпус за сто лет 1802 - 1902». Составил Д.М.Левшин. т.II Приложения. СПб., 1902, 197-201

1. «Военная энциклопедия», М. 1913.
2. А.Милорадович, «Материалы для истории Пажеского корпуса», 1711-1875;
3. О.Р. фон-Фрейман, «Пажи за 185 лет» 1711-1896, Фридрихсгам, 1894-1897;

6. Павел Граббе, «Окна на Неву», «Мои юные годы в России», Спб 1995 г., 206 с.

7. А.М.Плеханов, А.А.Попов, «Наследники Суворова», М., «Русаки», 2001 г., 280 с.

1. С.К.Дарков, «Кадетские записки суворовца», М., 2001 г. 168 с.
2. В.М.Крылов, «Кадетские корпуса и российские кадеты», Спб., 1998 г., 672 с.

10. В.А.Кропоткин, «Записки революционера», М., «Московский рабочий», 1988 г., 544 с.

Офицер и паж со знаменем Пажеского корпуса.
Санкт-Петербург. Фотография Буллы.

Самым элитным и престижным военно-учебным заведением в начале XX века был санкт-петербургский Пажеский Его Императорского Величества корпус. Это учебное заведение совмещало в себе признаки кадетского корпуса и военного училища: выпускники кадетских классов переходили в офицерские классы, откуда выпускались в гвардию и армию.
Петербург, перенимавший западный придворный церемониал, не мог не иметь такого элемента, как пажи - юные помощники высокопоставленных особ.

Камер-паж в придворном мундире. 1900-е годы.

25 октября 1759 года в царствование Елизаветы Петровны барону Шуди было поручено создать учебное заведение для подготовки пажей. В те времена оно не имело ничего общего с военным ведомством. Всего в нем было чуть более пятидесяти воспитанников, преимущественно детей, внуков и племянников сановников и генералов. Старшие получали звание камер-пажи и привилегию прислуживать членам царской фамилии во время придворных балов, на церемониях, на обедах.
В 1802 году это придворное училище было преобразовано в Пажеский корпус, четырехлетняя программа которого предусматривала общеобразовательную и военную подготовку.
Согласно положению о Пажеском корпусе право на обучение в нем имели дети и внуки чиновников первых трех классов: генерал-лейтенантов, действительных тайных советников, а также послов, губернаторов и предводителей дворянства, но только в том случае, если они имели чин не ниже генерал-майора. Кроме того, на поступление в корпус могли рассчитывать сыновья и внуки погибших в боях генерал-майоров, прослуживших в этом чине не менее пяти лет, а также правнуки чинов первых двух классов.
Обучение в корпусе открывало прекрасные пути для стремительной карьеры: человек был на глазах высокопоставленных особ и легко мог стать их любимцем, изучал придворную "кухню" с молодых лет и, самое главное, проходил прекрасную школу светской жизни, без успеха в которой нельзя было рассчитывать на получение чинов, почестей и богатства.
Большинство камер-пажей выходило в гвардейские полки, причем ежегодно несколько человек поступало в элитные части - 1-ю гвардейскую Кирасирскую и 1-ю гвардейскую Пехотную дивизии.

"Для поступления в корпус требовался предварительный высочайший приказ о зачислении в пажи, что рассматривалось как большая честь, на которую имели право только сыновья генералов или внуки полных генералов - от инфантерии, кавалерии и артиллерии; редкие исключения из этого правила делались для детей старинных русских, польских или грузинских княжеских родов. Вследствие сравнительно малого числа кандидатов вступительный конкурсный экзамен был не очень труден....
...Для преподавания были привлечены лучшие силы Петербурга, и подготовка, полученная в корпусе, оказалась по военным предметам вполне достаточной для поступления впоследствии в Академию Генерального штаба".

(А.А. Игнатьев. "50 лет в строю").

Пажи были крепко сплочены между собой. Перед производством в офицеры весь выпуск заказывал себе одинаковые скромные золотые кольца с широким, стальным ободом снаружи. Сталь этих колец служила эмблемой крепкой (стальной) спаянности и дружбы не только всего выпуска, но и вообще всех лиц, когда либо окончивших Пажеский корпус и имеющих на пальце подобное колечко. Надо признать, что пажи обычно оставались верными этому принципу, и бывший питомец Пажеского, сделавший карьеру и достигший высот, как правило, тянул за собой бывших своих товарищей по корпусу, оказывая им всяческие протекции, и, таким образом, бывшие пажи чаше других занимали высшие военные и даже административные посты в империи.

(В. Трубецкой. "Записки кирасира")

П ажеский корпус был основан в Петербурге в 1759 году.
Это учреждение было предназначено для воспитания пажей и камерпажей, был одним из самых привилегированных учебных заведений в России того времени. Воспитанников учили военному делу и воспитывали культурных образованных людей. В то время это почему-то получалось.

Помните Митрича из "Золотого теленка", косящего под пролетария, который сомневался в существовании параллелей на земном шаре? "Что еще за параллель такая, - смутно отзывался Митрич. - Может, никакой такой параллели и вовсе нету. Этого мы не знаем. В гимназиях не обучались."

Митрич говорил сущую правду. В гимназии он не обучался. Он окончил Пажеский корпус."))) и явно лукавил по поводу своей некомпетентности в параллелях и меридианах. Но тогда это модно было Быть от сохи...

Сейчас это кадетка (в простонародье). Или если официально - "Суворовское военное училище". Я суворовское окончил в далеком 1983 году. Правда далеко это было от Ленинграда - учился в Уссурийском суворовском училище.

Это я в 1982 году))) Тигрятами нас называли. Но это я отвлекся.

Пажеский корпус размещается в дворце на Садовой улице. Когда-то им владел граф Михаила Илларионович Воронцов (1714—1767).

Дворец был возведен с большим размахом, в изысканных барочных формах. Воронцов являлся активным участником дворцового переворота 1741 года, склонив на сторону Елизаветы Петровны лейб-гвардии Преображенский полк. С 1758 года он стал государственным канцлером. Был другом и покровителем М. В. Ломоносова.

Воронцовский дворец (Садовая ул., 26) создавался в 1749—1757 годах по проекту крупнейшего зодчего отечественного барокко Ф. Б. Растрелли.

Хотя выбранный под застройку участок выходил к берегу Фонтанки, композиция усадьбы значительно отличалась от предыдущих аналогичных построек: сухопутное передвижение в Петербурге стало к середине XVIII столетия преобладающим, и Растрелли ориентировал главный фасад дворца не на реку, а на недавно проложенную Садовую улицу. К тому времени эта магистраль уже стала одной из самых оживленных, так как соединяла новые районы города с торговым центром на Невской перспективе.

При Екатерине II Михаил Илларионович оказался не у дел, и в 1763 году дворец откупили в казну. В конце 1790-х гг. здание было пожаловано императором Павлом I Мальтийскому ордену, здесь же размещался Капитул российских орденов.

В 1798—1800 годах во дворце была устроена церковь Рождества Св. Иоанна Предтечи (арх. Дж. Кваренги), а со стороны сада (по его же проекту) к главному корпусу была пристроена Мальтийская капелла.
Ниже интерьер церкви Рождества Иоанна Предтечи 1858г.

Выпускников Пажеского корпуса стали звать Мальтийскими рыцарями. Павел ведь был великим магистром Мальтийского ордена...

Попасть в Пажеский корпус было не простым делом даже для отпрысков знатных родов, поскольку прием проходил под контролем императорской фамилии. Обучение здесь было поставлено на широкую ногу. Юноши получали не только солидную военную подготовку, но выходили из корпуса высоко обобразованными и отлично воспитанными людьми.

Учились здесь и отпрыски королевских кровей с других стран. Например Сиамский принц Чакрабон (ныне это Тайланд)...)))

Кстати, он случайно встретил в Петербурге девушку Екатерину Десницкую. Женился на ней. И она стала тайской принцессой Сиама. Так что и в жилах монархов далекого Тайланда течет русская кровь и именно ее потомков так любит и боготворит Тайланд сегодня. Чем не сказка о русской золушке? И ведь явной красавицей ее не назовешь. Судьба, однако...

Рассказывают, что однажды Николай I получил прошение некоего отставного генерал-майора о зачислении сына в Пажеский корпус. Дело было в сентябре, и прошение начиналось так: "Сентябрейший государь..."

Августейший рассердился, но потом подумал и поставил на письме такую резолюцию: "Принять, дабы не вырос таким же дураком, как отец"...

В конце 1917 — первой половине 1918 года в дворце располагался партийный клуб и другие органы Партии левых социалистов-революционеров, затем — курсы комсостава РККА, а в 1920—1930-х годах — Ленинградское пехотное училище им. С. М. Кирова.

Из журнала "Кадетская перекличка" № 16 1976г.

Звание «пажей» было учреждено в России Петром 1-м, который в 1711 году, при возвещении Екатерины 1-й своей супругой, образовал по образцу германских дворов, придворные чины.

При Екатерине 1-й и Петре 2-м пажи лишь изредка привлекались к придворной службе. В то время они жили в домах своих родителей, часто без всякого надзора, проводя время вне службы, а иногда и на службе далеко не соответственно своему званию и близкому ко Двору положению.
Имеются сведения, что они не редко буянили и случалось, как значится в записях, что: «За непорядочные поступки и неоднократно чинимые продерзости - арестовывали и сняв камер-лажескую ливрею учиняли довольное наказание розгами, держа потом неодпускно».

Некоторое упорядочение в организации пажей было произведено в царствование Елиоаветы Петровны, а именно указом 5 апреля 1742 года утверждается комплект в числе 8 камер-пажей и 24 пажей. Учитывая близость пажей к Высочайшим Особам, а также их, до сего времени значительное невежество я невоспитанность, Императрица учреждает для них нечто вроде придворной школы, где пажи обучаются истории, географии, арифметики, французскому и немецкому языкам, а также танцам и фехтованию.
Но, к сожалению, придворная служба поглощающая много времени, мешала правильному обучению, а внешний лоск мало прививался, т. к. пажам приходилось жить вне дворца, в обществе, далеко не отличавшемся мягкостью нравов.
В таком положении лажи оставались до 1759 года, когда по повелению Императрицы, камер-пажи и пажи, с целью большего удобства и надзора над ними, были собраны для жительства в доме адмирала Брюса.
Инструкцией было определено время для дежурств во дворце и для занятий научными предметами.
Тогда же было повелено обучать пажей чужестранным языкам, геометрии, географии, фортификации, истории, рисованию, битве на рапирах и эспадронах, танцам, русской грамматике и словесности и прочему тому что необходимо для честного дворянина.
Гофмейстеру поручалось одновременно наблюдение за учителями, а сам он должен был показывать и обучать, что знает: «Дабы те, пажи через то к постоянному и пристойному разуму и благородным поступкам наивяще преуспевали и от того учтивыми, приятными и во воем совершенными себя показать могли, как христианский закон и честная их природа повелевает».
Это была первая попытка образовать придворный пансион, который с 1759 г. получил официальное название «Пажеский Ея Императорского Величества Корпус».
Вскоре, однако, скончалась Императрица Елисавета Петровна, и после краткого царствования Петра 3-го, во время которого не было обращено особого внимания на Корпус, вступила на престол Екатерина 2-я.

Екатерина Великая, желая поднять уровень воспитания и образования пажей, указом 1762 г. повелела определять в Пажеский Корпус исключительно детей дворян, известных своими заслугами перед Родиной, а штат пажей определить в числе 6 камер-пажей и 40 пажей.

В развитие вышесказанного Царица поручает академику Миллеру составить план обучения пажей, а с 1766 г. Пажеский Корпус помещается в специально для него приобретенном доме на углу Мойки и Зимней Канавки.
В том же 1766 году отпрамяется за границу для обучения и совершенствоваиия 6 пажей, в числе которых были А. Радищев (автор «Путешествия из Петербурга в Москву»), П. М. Кутузов и П. И. Епищев.
В 1795 г. было поведено пересмотреть образ учения в Пажеском Корпусе и ввести в нем общий для всех русских училищ порядок. О тех пор Корпус, оставаясь в ведении Императорского Двора, был признан равным, в учебном отношении, со всеми учебными заведениями Империи.
В таком виде Пажеский Корпус просуществовал 12 лет.

По вступлении на престол. Император Павел 1-й поручает гр. И. И. Шувалову надзор за Пажеским Корпусом, назначив одновременно в состав Корпуса состоящих при Его Дворе лейб- пажей.

В 1800 г. пажей, назначенных на дежурство при Дворе, называли лейб-пажами и выпускали таковых на службу в Гвардию поручиками, а иногда с назначением их флигель-адъютантами. Таким образом подготовлялась реформа Пажеского Корпуса, превращенного уже в следующем царствовании в Военно-Учебное Заведение.
Новое положение о Корпусе, составленное по плану генерал- майора Клингера, было Высочайше утверждено 10 октября 1802 года.
В этот день оно было прочтено в присутствии всех чинов Корпуса. Первым директором преобразованного Пажеского Его Ими. Вел. Корпуса был назначен генерал-майор А. Г. Гогель. Ближайшим его помощником являлся Штаб-Офицер в качетсве командира роты или гофмейстера, на обязанности которого лежало наблюдение за нравственностью и поведением пажей. Он же водил пажей к Высочайшему Двору, присутствовал при одиночных учениях и ежемесячно представлял главноуправляющему гр. Шувалову отчет о каждом, из воспитывавшихся, пажей. Пажи были разделены на 4 отделения. Первым заведывал гофмейстер, остальными офицеры.
Учебной частью должен был ведать инспектор классов, каким был тогда назначен полковник Оде де Сион, швейцарец родом, вывезенный в Россию Генералиссимусом А. В. Суворовым для воспитания его сына.
После смерти Андрея Григорьевича Гогеля, директором корпуса был назначен его брат Иван Григорьевич, известный трудами по артиллерии.
При нем, в 1810 г.. Пажескому корпусу было дано помещение, в котором он и помещался до революции 1917 г., а именно, бывший дворец гр. М. И. Воронцова на Садовой улице, против Гостинного Двора.
В старину на этом месте тянулся вдоль Фонтанки тенистый сад, в глубине которого был построен гр. Растрелли дворец, обращенный фасадом к Садовой.
В 1768 г. он был куплен Екатериной 2-й в казну и служил помещением для высокопоставленных лиц.

Когда Павел 1-й принял на себя звание Гросмейстера Мальтийского Ордена, он пожаловал этот дворец, со всеми прилегавшими к нему надворными постройками Капитулу Мальтийского ордена и приказал архитектору Гуаренги построить мальтийскую католическую церковь, которая и была освящена в 1800 г. В ней, справа от алтаря, под балдахином стояло кресло Его Величества Гроссмейстера.
Под церковью шел подземный ход, соединявший непосредственно церковь со спальнею Императора Павла 1-го в Михайловском Дворце.

В ряду деятелей отечественной войны, со славою погибших на полях битв или отличившихся своею выдающейся храбростью, было немало питомцев Пажеского Корпуса, о чем свидетельствовали черные мраморные доски в церкви Корпуса, испещренные именами убитых во время войн, а также ряд портретов георгиевских кавалеров в Георгиевском зале Корпуса.

Переделка здания Корпуса, с удобными для учебного заведения приспособлениями, была произведена в царствование Имп. Николая 1-го, под наблюдением инженера генерал-лейтенанта Оппермана.
На время этой переделки, пажи со своими служащими были переведены в Петергоф, где были размещены в здании Английского Дворца.
В том же году были утверждены: новое положение, штат и табель Корпуса, по которой полагалось 16 камер-пажей, 134 пажа- ингернов и 15 - экстернов.
В 1830 году директором Корпуса был назначен генерал-майор А. А. Кавелин (1830-1834), окончивший Корпус в бытность II. Г. Гогеля его директором. Через 4 года его сменил П. Н. Игнатьев. В то время во главе управления Военно-Учебных Заведений находился Вел. Кн. Михаил Павлович, имея своим ближайшим помощником, в качестве начальника Штаба - Я. И. Ростовцева, бывшего воспитанника Корпуса.

В течение 10 лет образование и воспитание лажей было поставлено так высоко, что директор Корпуса П. Н. Игнатьев имел право напутствовать произведенных в 1846 г. пажей в офицеры словами: «Не забывайте, что имена ваши принадлежат Пажескому Корпусу и что каждый паж будет и краснеть за вас и гордиться вами. Пусть вое воспитанники Корпуса, коему вы обязаны вашим образованием, по прошествии многих лет с чувством благодарной гордости могли бы повторять, вспоминая вас - и он был Пажем». Как и раньше, за этот период Корпус дал образование не малому числу выдающихся лиц.

При вступлении на престол Императора Александра 2-го, в бытность военным министром Д. А. Милютина, а главным начальником Военно-Учебных Заведений Н. В. Исакова, начались преобразования в кадетских корпусах, коснувшихся и Пажеского Корпуса.

В 1865 г. общие классы были отделены от специальных, которые составили строевую роту о военно-училищным курсом. Генерал-майор Д. X. Бушей - один из образованнейших педагогов своего времени, был назначен в 1867 г. директором Пажеского Корпуса, оставаясь на этой должности до своей смерти в 1871 г. Память о нем сохранилась с любовью среди его сослуживцев и пажей, т. к. за время его директорствования каждый из его подчиненных знал, что он может смело к нему обратиться с уверенностью найти привет и добрый совет.
В бытность директором Федора Карловича Дитрихса, сменившего в 1878 г. П. И. Мезенцева (1871-1878), были открыты «приготовительные классы», как самостоятельное учебное заведение, для подготовки к поступлению в Пажеский Корпус, в составе 3-х классов. Им было предоставлено помещение в деревянном доме на углу Литейной и Кирпичной (где впоследствии находилось Гвардейское Экономическое Общество). Когда-то в этом доме жил Аракчеев.

В 1884 г. это заведение было подчинено директору Пажеского [Корпуса, но уже в 1885 г. приготовительные классы "были закрыты. В 1885 г. была закончена пристройка к главному зданию Корпуса, предназначавшаяся для специальных классов и уже со 2 сентября 1885 г. Пажеский Корпус начал курс в полном составе 7 классов, общие 3, 4, 5, 6 и 7, в главном здании и два специальных в новом флигеле, сообщавшемся непосредственно с квартирой директора Корпуса, бывшей, до того времени, на отлете. В том же 1885 г., по мысли ротного командира 2-й роты, полковника Н. Н. Скалона, был основан при Корпусе его «Исторический Музей» с целью сбора и хранения всего, что касается прошлого Корпуса и его питомцев.
К сожалению, смерть полк. Скалона в 1895 г., временно прервала его полезную деятельность на этом поприще и лишь благодаря энергии директора Корпуса гр. Федора Эдуардовича Келлера (пажа выпуска 1870 г.) муэей с 1898 г. получил прочную организацию. Под музей были отведены в партере 5 комнат. В них, благодаря жертвенному труду бывшего в то время курсовым офицером 3-й роты ротмистра Александра Федоровича Шидловского, было собрано и приведено в образцовый порядок не только то, что касалось истории Корпуса за вое время его существования, но также и сосредоточен громадный материал для оценки жизни и деятельности его питомцев-пажей, по выходе их из Корпуса.
А. Ф. Шидлотекий написал, на основании собранного им материала, очень интересную и ценную по своему содержанию брошюру, посвященную Корпусу ко дню его 100-летнего юбилея в 1902 г., как Военно-Учебного Заведения.

12 декабря 1902 г.. Пажеский Корпус в составе трех своих рот и исторического взвода выстроился развернутым фронтом против царской ложи в Михайловском манеже. Левее пажей стали офицеры и штатские чины Корпуса, генералы, штаб и обер- офицеры, носившие форму и числившиеся в списках Корпуса, а за ними бывшие пажи по старшинству выпусков с 1837 по 1902 г. включительно.
Ровно в 12 часов в манеж прибыли Государь Император с обоими Царицами и Наследник Вел. Кн. Михаил Александрович. Войдя в Манеж, Государь принял рапорт директора Корпуса и в сопровождении блестящей свиты прошел перед отро ем пажей, здороваясь и поздравляя о Праздником и Юбилеем.
Затем директор Корпуса прочел грамоту о пожаловании Корпусу знамени, после чего последовала команда «на молитву каски, шапки, фуражки долой», и знаменщик, старший камер-паж Петровский, при 2-х офицерах ассистентах, вынес знамя к аналою.
После богослужения знамя было пронесено вдоль фронта и стало перед 1-й ротой Его Величества.
Начался церемониальный марш, а затем исторический взвод в формах и при оружии, соответствующим годам царствований, продемонстрировал маршировку и приемы соответственно своему времени, т. е. временам царствований от Елисаветы Петровны до нашего времени. После парада Государь, подойдя к фронту бывших пажей сказал:
«Благодарю вас, господа, за службу Мне и Моим Предшественникам, за вашу бескорыстную преданность, которую многие из вас запечатлели своею кровью, за ваше честное служение Престолу и Родине! Я твердо уверен, что эти заветы, переданные из поколения в поколение, всегда будут живы среди пажей! Желаю вам здравия на многие годы!»
Затем обратился к пажам со словами: «В сегодняшний день Я доказал Пажескому Имени Моего Корпусу насколько велико Мое в нему благоволение, пожаловав ему знамя, наградив строевую роту и всех находящихся ныне в списках Корпуса пажей моим вензелевым изображением на погонах и зачислив Брата и Моих Дядей в списки Корпуса. Я уверен, что по примеру прежних поколений пажей, многие представители коих присутствуют тут, вы все с тою же доблестью, столь же честно и верно будете служить вашему Государю и дорогой нам Родине - России! До свидания, господа!»
«Счастливо оставаться Ваше Императорское Величество» и громовое ура было ответом на слова Монарха.
Наверное не думалось тогда никому, что через 15 лет Пажеский Корпус, как таковой, перестанет существовать.

И все же несмотря на это, внутренняя спайка и дорогие нам традиции Корпуса, связывающие всех, почти без исключения пажей, та искренняя любовь к родному Корпусу и заветам мальтийского креста, украшающего нашу грудь, сделали то, что будучи разбросанными по белу свету, пажи крепко стоят друг за друга, как в одиночном порядке, так и странах, где они сгруппировались в один из отделов Пажеского Союза!

Хочется еще добавить как ошибочно и часто голословно считалось, что Пажеский Корпус был заведением узко привиллегированным, где воспитывались «Маменькины сынки«, фатишки, кичащиеся своим аристократическим происхождением, связями и т. п. и оканчивали Корпус о более, чем легким, багажом. Это можно еще допустить, если считать первые годы его существования. Постепенное же улучшение постановки дела обучения и предъявляемые требования к воспитанникам Пажеского Корпуса радикально изменили это.

За последние же десятилетия его существования, уровень преподавательского состава и вытекавшие из этого соответственные требования от воспитанников Корпуса, стояли на первоклассной высоте.
Что же касается привиллегированности Корпуса, то надо обратить внимание, что согласно Высочайшему положению о Пажеском Корпусе, зачисление в него производилось не по происхождению. Пажами могли быть лишь сыновья и внуки генералов, засвидетельствовавших своею службою преданность Родине.
Нельзя не отметить еще, что за последние десятилетия своего существования. Пажеский Корпус дал на различных, не только военных, поприщах значительное число лиц, выделившихся своею ревностью, добросовестностью и научной пользою, в служении России.
А сколько пажей отдали свою жизнь за Веру, Царя и Отечество не только на полях брани Японо-Русской, Первой великой войны и в рядах Добровольческих белых Армий, но и павших и замученных, в борьбе за свободу и величие России, против большевиков...

К ПРАЗДНОВАНИЮ 190-ЛЕТИЯ ПАЖЕСКОГО КОРПУСА

1802 - 1952
Из журнала "Кадетская перекличка" № 53, 1993г.

Нахичеванский хан, хорошо знавший горячий характер своего подчиненного, молодого выпускника Пажеского корпуса корнета лейб-гвардии Конно- гренадерского полка Михаила Чавчавадэе, в дни страшных потрясений 17-го года отправил его в Тифлис - для покупки лошадей. Только благодаря этому корнет Чавчавадзе, отпрыск славной фамилии, смог тогда уцелеть.
Революционный молох настиг его в мирные дни, проведя через все адовы круги ГУЛАГа... Спустя годы, изможденный лагерями пожилой человек пришел вместе с сыном Зурабом к зданию Пажеского корпуса, где уже находилось суворовское военное училище и, упросив дежурного офицера пропустить его, со слезами на глазах обнимал стены своей альма-матер.

Камер-Паж выпуска 1907г. Б.М. Иордан

Суворовцам никто, конечно, не объяснил, кто этот плачущий старик, который по возрасту уж никак не мог быть выпускником суворовского училища.
Им вообще не рассказывали о Пажеском корпусе, который был здесь до 1918 года... Между тем живых пажей становилось все меньше. 25 декабря 1992 года на празднование 190-летия корпуса пришли в основном их потомки...

После революции корпусные праздники отмечались за рубежом - на традиционных обедах «рассеянных, но не расторгнутых» в белой эмиграции пажей. Нынешний юбилей, впервые отмеченный в стенах корпуса на Садовой, 26, ознаменовался и открытием экспозиции воссозданного Пажеского корпуса.
Музей находится теперь в библиотеке Санкт-Петербургского СВУ (бывшая Православная церковь Пажеского корпуса). В стеклянном витраже выставлен пажеский вицмундир, рядом - витражи с уникальными фотографиями, гравюрами и семейными реликвиями, которые передали потомки пажей Сабанина, Верховского, Анненкова, Мандрыки, Шепелева, Безкоровайного, внучка корпусного офицера Наталья Леонидовна Януш и другие. Все это было по крупицам собрано заведующей библиотекой очаровательной молодой женщиной Ольгой Владимировной Поповой, которая при поддержке начальника СВУ генерал-майора В. Скоблова организовала этот прекрасный праздник.

На юбилей, помимо названных выше, пришли потомки пажей Лермонтова, Семчевского, Жербины, Сиверса, из Москвы приехали потомки пажей Чавчавадзе и Баумгартена, из Франции - пажа Стенбок-Фермора, из Швеции - пажа Ванновского. Пришел и последний живущий в России паж Михаил Иванович Вальберг.

В полдень состоялся молебен в Александро-Невской лавре при участии всех гостей, суворовцев и офицеров СВУ. Затем после торжественного построения училища, на котором перед суворовцами выступил Михаил Вальберг, гости перешли под своды бывшей Православной церкви корпуса. На открытии музея были зачитаны поздравления от различных организаций и учреждений (в том числе - от Публичной библиотеки, музеев Санкт-Петербургского Дворянского союза, Конгресса соотечественников, Санкт-Петербургского союза суворовцев), телеграмма от барона фон Фальц-Фейна (один из его предков, генерал Епанчин, был директором Пажеского корпуса).

В рассказах потомков перед нами ожили судьбы питомцев этих стен: К. Семчевского, любимого камер-пажа Николая II, который вместе с адмиралом А. Колчаком пытался спасти последнего русского царя до его гибели в Екатеринбурге, В. Семчевского, потопленного вместе с другими офицерами на барже в Белом море по распоряжению революционных властей; корнета М. Чавчавадзе, узника сталинских лагерей.

И еще об одном. В свое время значительная часть богатейшей библиотеки Пажеского корпуса была по распоряжению партийных властей вывезена в Таврический дворец, где и находится поныне без всякой пользы. Все усилия Ольги Владимировны Поповой по возвращению книг в стены корпуса пока не увенчались успехом. Пользуясь случаем, присоединяю свой журналистский голос в поддержку ее справедливых требований.

Журн. «Гардемарин» 13 января 1993 г., С.-Петербург
К юбилею Пажеского корпуса
15.01.93

Дорогой Николай Александрович!*

Спасибо вам за теплое поздравление и присланные материалы в музей. Все это очень интересно и, конечно, необходимо для дальнейшей работы. Получила также бюллетень. С большим вниманием прочитала отзывы кадет о поездке в Россию. Очень понравилась фотография - потомки пажей на фоне Пажеского корпуса.
Жаль, что Вы не смогли присутствовать на юбилее. Это был настоящий праздник. В 12.00 был отслужен молебен в Александро-Невской лавре. Были потомки пажей (около 40), паж М. И. Вамберг (он учился 2 года в Пажеском корпусе до его закрытия), суворовцы, офицеры, много гостей.

Молебен прошел великолепно. Затем все приехали в корпус, где состоялся торжественный марш в честь 190-летия. И, наконец, открытие музея. Были зачитаны поздравления в адрес музея Пажеского корпуса. Но было обидно, что кадеты нас не поздравили.
Николай Александрович, если бы Вы знали, как я была рада видеть счастливые лица потомков пажей. Ведь они впервые за долгие годы смогли познакомиться друг с другом и, конечно, увидеть стены Пажеского корпуса, тесно связанные с их именами. Кроме того, благодаря помощи Конгресса соотечественников вышел к юбилею проспект.
Звучала с хоров духовная музыка (бывшая Православная церковь). И дай Бог, чтобы она звучала в этих стенах как можно чаще. Закончился праздник небольшим застольем.

Надеюсь при встрече подарить Вам проспект (а, может, будет оказия?). Если будет возможность, передайте, пожалуйста, привет А. Иордану.
Желаю Вам всего самого доброго.

Искренне Ваша О. Попова**
191011 С.-Петербург. Садовая, 26, СВУ, Библиотека
* Н. А. Хитрово - сын пажа.
** О. Попова - заведующая библиотекой.

Ю. МЕЙЕР
РОКОВЫЕ ОШИБКИ

Как очевидцу трагических событий в феврале и октябре 1917 года в Петрограде, мне часто задают вопрос: каким образом царская власть не смогла справиться с первым мятежом, и тот превратился в ураганный, который заставил капитулировать все силы порядка?
Будучи тогда очень молодым, я не понимал политической обстановки, и только теперь могу довольно правдоподобно объяснить настроения масс, приведшие к революции.

История Российского государства, особенно XVIII век, богата заговорами и переворотами. Все эти перевороты имели одну общую черту: народ в них не участвовал. Политических партий не было. Зачинщиками и исполнителями были представители аристократии и военных.

Так подошел роковой декабрь 1916 года. В высших кругах общества и особенно среди молодых гвардейцев шли упорные и возмущенные разговоры о необходимости заточить императрицу в монастырь. Ей ставили в вину то, что она - немка, что она - за сепаратный мир. Все это было клеветой. Особенно ей ставили в вину то, что она послушно следовала советам мужика - сибирского крестьянина Распутина. У этих людей не было человеческой жалости к глубоко несчастной женщине, спасавшей жизнь любимого сына, страдавшего гемофилией.

Заговорщиками, как и прежде, были члены династии и аристократии: великий князь Димитрий Павлович, племянник государя и князь Феликс Юсупов, женатый на племяннице государя, дочери его сестры - вел. кн. Ксении Александровны. Была, однако, и существенная перемена в составе заговорщиков. Среди них был лидер крупной правой политической партии в Государственной Думе Пуришкевич, а также частный доктор Сухотин.

Об убийстве Распутина знал на следующий день весь город. Вместо того чтобы сурово покарать виновных, государь проявил слабость. Великий князь Димитрий Павлович был сослан в Персию в действующую там русскую дивизию под команадой генерала Баратова. Это спасло жизнь князю, так как останься он в Петрограде, он был бы убит, как многие другие члены династии.
Князя Феликса Юсупова сослали в его поместье в Курской губернии. Убийство Распутина и реакция на него государя широко открыли врата грядущей революции.

А между тем русское государство доблестно выдержало в 1915 году кризис снарядного и патронного голода, хоть и пришлось уступить врагу громадные территории. Благодаря общественным организациям - Земству и городским управлениям - буквально каждый точильный станок в любом захолустье стал крутить снарядные стаканы. Казенные заводы поспевали изготовлять боевые головки, снарядный голод был изжит, и уже летом 1916 года генерал Брусилов разбил австрийцев, развив широкое наступление. То же сделал генерал Юденич, гоня турок в Малой Азии.

Главное командование и ставка рассчитывали весной 1917 года перейти в решительное наступление по всему фронту и разгромить немцев. Однако уже осенью 1916 года обнаружился новый кризис - острый недостаток людей на всех уровнях командной лестницы. В боевых частях на фронте были серьезные потери среди младших офицеров. Достаточно привести как пример знаменитый бой под Каушанами, где эскадроны конного полка и кавалергардов атаковали немецкую ландверную бригаду; взяли, под командой ротмистра барона П. Н. Врангеля, батарею, но потеряли при этом 16 офицеров из состава двух полков.

В пехотных частях осенью 1916 г. был большой недостаток младших офицеров, и Ставка дала приказ всем кавалерийским полкам, не стоявшим в окопах, командировать туда младших офицеров в пехотные части.
Ранней весной 1916 года были призваны миллионы рядовых уже среднего возраста. Петроград был военным городом. В нем и в окрестностях в мирное время стояли три пехотные гвардейские дивизии, три кавалерийские и множество других частей. Казармы для пехотного полка были рассчитаны на 4200 солдат.
Теперь все эти казармы были заполнены новобранцами по 6000-7000 человек в каждой. Бытовые условия стали ужасными. Но самым страшным было отсутствие унтер-офицерского состава.

Прибывших ничему не учили. Для примера, младший унтер-офицер Левкович, в обучение которому отдали трех вольноопределяющихся лицеистов - Гильшера, меня и правоведа Никольского, уделял нам раз в неделю по 2 часа. И так около 300,000 призванных ничего не делали и уже без разрешения уходили в город и висели на трамваях. В большинстве это были крестьяне, беспокоившиеся - кто будет работать в деревне, когда начнется пахота и сев? Ведь дома остались одни бабы и старики.

Революционные элементы прекрасно понимали, что если Россия весной и летом одержит решительную победу, о революции придется на долгие годы забыть. Русской победы нельзя было допустить.

И вот они бросили своих пропагандистов и агитаторов в казармы. Вход туда был свободен. Командиры запасных батальонов беспомощно взирали, как там гремели митинги. За лозунг «Война до победного конца» можно было поплатиться жизнью.

Командующим войсками Петроградского округа был генерал Хабалов, доблестный кавказец, герой на полях сражений, но совершенно не знакомый с условиями гарнизонной жизни в столице, притом при наличии 300,000 недовольных мужиков и рабочих. Председателем Совета Министров был Керенский -
неистовый пустобрех. Когда Корнилов предложил ему военную помощь, Керенский заявил, что «опасность - справа».
Градоначальник князь Оболенский, его помощник по гражданским делам Лысогорский, директор департамента тайной полиции Белецкий, все были обычные чинуши, неспособные к решительным шагам. А в Таврическом дворце - в Государственной думе бушевало левое крыло из большевиков, меньшевиков, левых и правых социал- революционеров, при запуганных конституционных демократах, октябристах и националистах и малодушном председателе Михаиле Родзянко.

Что же касается молодежи, то она просто не понимала, что грозит России. Дело в том, что весной 1916 года все студенты, кроме оканчивавших в том году высшие учебные заведения, были призваны на военную службу. Им давалось 4 месяца, чтобы поступить в военное училище или добровольно определиться в действующую армию. От воинского порыва 1914 года не осталось и следа. Вот показательный пример:
очередной курс в Пажеском корпусе начинался 1 июня 1916 г, все вакансии были заполнены, а следующий ускоренный в том же Пажеском корпусе начинался 1 февраля 1917 года, так что мы, лицеисты, правоведы и другие, имевшие право на поступление в это учреждение, ловчили разными способами и льготные четыре месяца растянули на восемь.
Но хуже всего было следующее: младших офицеров готовили школы прапорщиков на четырехмесячных курсах. Даже известные военные училища значительно сократили свои курсы, большей частью с двух лет до 9 месяцев. Такого рода прапорщики никуда не годились. При этом следует иметь в виду, что масса студентов университетов и высших институтов, оторванных таким образом от занятий и к тому же революционно настроенных, ненавидели войну и правительство и соответственно агитировали солдат.

Попытка Корнилова прийти на помощь Керенскому в Петрограде полностью провалилась, а генерал Крымов застрелился, убедившись, что верных частей вообще нет.

Иллюстрирую полную пассивность и растерянность тех лиц в столице, которые должны бы были всеми средствами защищать монархию. Вице-директор Пажеского корпуса, генерал-лейтенант Риттих, заменявший директора генерал-лейтенанта Усова, отбывшего на фронт, старался вообще ничем себя не проявлять. Полковники Карпинский, Фену и Чернояров и отделенные офицеры братья Лимонты Ивановы, Поздеев, Щербацкой, старались вообще скрыть существование корпуса. Он был переименован в Петроградскую военную школу.
В день общих похорон жертв революции на Марсовом поле нас не только не послали разогнать революционную толпу, а обезопасили нас, выхлопотав для нас неожиданную функцию. Французский посол Морис Палеолог и английский Джордж Бьюкенен согласились принять нас, пажей, для охраны посольств. Вот так я и стоял на часах у ворот красного дома английского посольства выходившего фасадом на Марсово поле и смотрел, как рабочие, мужчины и женщины, взявшись за руки по 8 человек в ряду, вяло шагали, заунывно выкрикивая: «Вы жертвою пали в борьбе роковой...»

Все выглядело тогда хаотично и нелепо: Пажеский корпус, как и другие учреждения, получил право послать постоянных делегатов в Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Этой «чести» удостоился паж Желтухин - знатный москвич, который потом вышел в кавалергарды, в пару с другим делегатом - конюхом.

В конце марта все военные части города были собраны к Таврическому дворцу для принесения присяги Временному правительству. Вот именно тут отличился своим красным бантом вел. кн. Кирилл Владимирович, командовавший Гвардейским экипажем.
Но и с нашей колонной произошел инцидент, указывающий, как все было подло и унизительно. Нас встретил предствительный крупный человек в штатском пальто и громко отрекомендовался: «Ваш старший фельдфебель вас приветствует!»
Это был председатель Государственной Думы Михаил Родзянко, камер-паж государя, заслуживший самый почетный титул для пажей его величества.

Наш лагерь под Красным Селом был захвачен бандой бунтовавших солдат, и главного летнего строевого обучения мы не получили. Нас на несколько дней посылали то в Сестрорецк, то в Александровскую слободу, то в Павловск. Таким образом нас ничему не научили. В промежутки начальство давало нам отпуска и радовалось, когда корпус пустел. Я за это лето раза четыре ездил к нам в имение в Орловской губернии, где было спокойно.

При таком общем развале представление на выход в определенную часть стало абсурдом. Поэтому в нашем выпуске оказалось несколько десятков человек, которые выходили по общей кавалерии, не называя части, чтобы сохранить свободу выбора. Юнкера же Николаевского кавалерийского училища продолжали играть в прежние традиции, представлялись в полки, чуть ли не шили себе формы мирного времени и волочили особо выгнутые сабли.

Вот, в нескольких примерах, картина полного развала и растерянности.
Был, однако, благоприятный момент после неудачной попытки большевиков в июле совершить переворот. Они перепугались, и даже Ленин счел нужным скрыться. Он отправился в Финляндию и поселился там в частном доме. Этот момент был упущен офицерами и юнкерами в Петрограде.
Несколько решительных людей могли бы арестовать Ленина в его убежище. В этом отношении мы позорно спасовали перед евреями. Среди них оказались люди идейные - члены Боевой организации социал-революционеров.
Каннегиссер убил главного чекиста Петрограда Урицкого, а еврейка Дора Каплан покушалась на Ленина, еще один еврей убил важного большевика Володарского. Вот печальный отчет, как наше высшее командование и молодежь правящего слоя оказались беспомощными и неспособными к сопротивлению.

АЛЕКСАНДР ГЕРШЕЛЬМАН,

Камер-паж, выпуск 1913 г.

ПАЖЕСКИЙ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРПУС

КП № 64-66, 1998г.

Моя служба камер-пажем при дворе Императора Николая II

Я родился 12 ноября 1893 года в городе Ревеле на Нарвской улице, дом № 21 (кажется), впоследствии там помещалась почта. Часа своего рождения не знаю, да это неважно, под конец своей жизни гороскопа составлять не собираюсь.
Мой отец, Сергей Константинович, кончил Пажеский корпус фельдфебелем в 1872 году, был записан на Мраморную доску как окончивший первым. На Пасху Государь Александр II подарил ему яйцо Императорского Фарфорового завода, на котором была написана икона Св. великомученика Георгия Победоносца, пожелав отцу заслужить этот орден доблестной службой Российскому Царю. Отец получил орден Георгия IV степени за бои под Мукденом 22-27 февраля 1905 года.

Дед, Константин Иванович, был генерал-адъютантом, что давало моим братьям и мне право быть зачисленными в списки пажей Императорского двора. По обычаю, запись в списки пажей-кандидатов делалась в первый год рождения мальчика.
Приказ о зачислении меня в списки пажей был подписан Императором Александром III незадолго до Его смерти. Вот отчего в издании «Пажи», выпущенном еще до столетнего юбилея корпуса, в числе сыновей моего отца я приведен с отметкой: «Последний паж Царствования в Бозе почившего Государя Императора Александра III».

Самым ярким воспоминанием о моем шестилетнем пребывании в стенах Пажеского Е. И. В. корпуса было, несомненно, несение придворной службы. Мой выпуск 1913 года заканчивал свое воспитание в корпусе в юбилейные годы, в которые Россия праздновала столетие Отечественной войны и трехсотлетие царствования Дома Романовых.
В торжествах на Бородинском поле и в Москве участвовало незначительное количество пажей из числа проводивших летние каникулы вблизи столиц - С.- Петербурга и Москвы. Характер торжеств не требовал привлечения всего выпуска.
Во время Бородинских празднеств Государь Император соизволил произвести всех пажей, выполнивших условия для производства (перешедшие в старший специальный класс с 9 баллами в «среднем по учению и I разрядом по поведению) в камер-пажи. Таким образом, прибыв 1 сентября в корпус, мы сразу надели на погоны две поперечные нашивки, и 15 сентября, когда сменили лагерную форму на городскую, украсили свои мундиры добавочными галунами на задних карманах, навинтили шпоры и получили право ношения шпаги вместо тесака. Тогда же потомки участников Отечественной войны надели памятные Бородинские медали.

Первую службу камер-пажем я нес при Великой княгине Виктори Федоровне во время благотворительного базара, устраиваемого ежегодно под Рождество в залах Дворянского Собрания Великой княгиней Марией Павловной Старшей. Это было не столько придворное торжество, как событие, собиравшее в Дворянском Собрании все петербургское общество.
В зале, занимая всю его середину, стоял в форме буквы «О» стол, за которым лицом к входу сидела Великая княгиня. Дальше на нем были расположены отдельные «лотки» с предлагаемыми вниманию посетителей «товарами». Вдоль стен зала тоже тянулись столы. Стол Великой княгв Виктории Федоровны был установлен слева от главного входа в зал. «Продавщицами» у лотков были дамы и барышни петербургского общества. Базар продолжался неделю.

Камер-пажем при Великой княгине Марии Павловне был князь Барклай де Толли Веймарн. Мы были одеты в свои городские мундиры, и лишь на каски нам разрешили надеть султаны, чтобы хоть этим обозначнить придворный характер нашей службы. Служба наша была несложная, но достаточно утомительная. В собрание мы являлись около часу дня и оставались, ни разу не присевши, до 7 вечера. К часу же приезжал к боковому подъезду собрания и заведующий дворцом Великого кня Кирилла Владимировича - Эттер.
«Сядем, - говорил он мне, усаживая на ступеньки лестницы. - Великая княгиня будет здесь без четверти два пока подождем, ведь половина придворой службы проходит в ожидании. Вы должны к этому привыкать».
«Их Высочество изволит подъезжать», - сообщал нам швейцар, и мы в выходили навстречу.
Сняв шубу. Великая княгиня входила в зал и занимала место у своего стола. Затем прибывала Великая княгиня Мария Павловна, обходила зал, здороваясь с приседающими за столами дамами.
На хорах играла музыка, пел Леонарди итальянские песенки. Зал быстро наполнялся гостями. Съезжались Великие князья, дамы, офицеры Гвардии и вообще петербургское общество. В зале царило оживление, входившие подходили к столу Великой княгини, потом расходились столам знакомых «продавщиц», а так как большинство было между собой знакомы, то ходили от стола к столу, от «лотка» к «лотку», весело разговаривая с продающими и покупая всякие безделушки.

Как я уже сказал, обязанности камер-пажей были несложные. Мы стояли около столов своих Великих княгинь, исполняя их поручения и сопровождая их по залу. Великая княгиня Виктория Федоровна обошла за неделю несколько раз все столы, останавливаясь и разговаривая со знакомыми дамами и барышнями, покупая вещи на лотках. Следуя с подносом за ней, я принимал эти вещи и нес их за Ее Высочеством.
Эти прогулки по залу были развлечением, так как, пока Великая княгий останавливалась и покупала, я мог тоже разговаривать со знакомыми. Так, во время одного из таких обходов, когда мой поднос был уже почти полон, приехал Великий князь Кирилл Владимирович, и Их Высочества вышли в соседний зал, где остановились курить. Я скромно задержался около дверей, не желая своим присутствием мешать их беседе.

С закрытием базара закончилось мое пребывание камер-пажем при Великой княгине Виктории Федоровне, так как она уехала и на последующих торжествах не присутствовала.
Как первый по старшинству после старших камер-пажей на время празднеств 300-летия Дома Романовых я был назначен состоять при Великой княгине Марии Александровне, Герцогине Саксен-Кобург-Готской, дочери Царя Освободителя Императора Александра П. Ей было в то время около 60 лет, небольшого роста, полная. Великая княгиня при поражающей простоте обращения и светящейся в ее глазах доброте все же сохраняла в движениях и разговоре что-то неизъяснимо царственное. Ко мне, тогда 19-летнему юноше, она относилась со всегда меня удивлявшей внимательностью, даря ласковым словом и отдавая мне на память на балах и обедах всякие мелочи. Я бесконечно благодарен судьбе, что на закате Российской Империи мне суждено было состоять при представительнице нашего Царствующего Дома и именно при такой, каковой я себе представлял Русскую Высочайшую Особу.

Службу при дворе я нес все время вместе и рядом с князем Николаем Лонгиновичем Барклаем де Толли Веймарном, старшим камер-пажем и знаменщиком нашего выпуска (я был ассистентом при знамени). Он состоял при Великой княгине Марии Павловне Старшей, я же сначала при Великой княгине Виктории Федоровне, супруге Великого князя Кирилла Владимировича, а затем при Великой княгине Марии Александровне, сестре покойного супруга Великой княгини Марии Павловны. Обе Великие княгини жили вместе, и во время торжеств держались все время вместе, будучи одного возраста и стоя в старшинстве Царского Дома рядом.

Великая княгиня Мария Павловна, как про нее говорили, любила придворный этикет, а также окружать себя «малым двором». Вот отчего на Пасху Барклай и я были высланы во дворец Великой княгини для поздравления Их Высочеств и для участия в малом выходе по случаю Светлого Праздника.
Около 11 часов утра нас ввели в небольшую гостиную, обитую светлым шелком, рядом с залом, в котором собрались явившиеся поздравить Великую княгиню. Вдоль стен зала стояли офицеры Лейб-гвардии Драгунского полка, шефом которого была Великая княгиня, члены Академии Наук, председательствование которой она приняла на себя после смерти Великого князя Владимира Александровича, и много официальных и неофициальных лиц, по тем или иным причинам прибывших поздравить ее. 0 ожидании Августейшей хозяйки мы с Барклаем тихо обменивались своими впечатлениями. Вскоре вошли заведующий Двором Великой Княгини Марии Павловны и немец, исполнявший, по-видимому, те же обязанности при Великой княгине Марии Александровне. Последний передал мне награду за службу при Великой княгине - Фердинсткрейц Герцогства Саксен-Кобург-Готского IV степени, сказав, что диплом мм вышлют из канцелярии герцогства дополнительно. Тут же припасенной булавкой он прикрепил мне на мундир серебряный крест на лиловой с двумя узкими желтыми по бокам полосками ленте. Так я получил свою первую награду.

Вышли Великие княгини. Мы с Барклаем почтительно принесли им свои поздравления со Светлым Праздником, я кроме того благодарил ев Великую княгиню за награждение крестом. Со свойственной приветливостью она мне сказала, что благодарит меня за службу и хочет, чтобы у меня осталась о ней хорошая память, «а для это - улыбнулась она, - вот вам красное яичко ». Обтянутое тонкой красной кожей яйцо содержало сапфировые запонки работы Фаберже.

Великая княгиня Мария Павловна задержалась на несколько минут у письменного стола посреди комнаты, разбирая лежащие на нем письма и телеграммы. После этого, оглянув собравшихся, она сказала, что пора начинать выход, прибавив, обращаясь к нам по-французски: «Я весма волнуюсь перед выходами».
Вспоминая потом эти слова, мы с Барклаем не поверили это волнению, - уж очень Великая княгиня, как нам казалось, уверено выступала на всех таких событиях придворной жизни. Думаю, что мы были неправы. Конечно, она волновалась не так, как мы, участвующие впервые на придворных торжествах, в незнакомой нам обстановке, в которой часто должны были решать самостоятельно и быстро то, что ей было до мельчайших подробностей уже годами и заранее известно. Здесь было другое.

Как много лет спустя мне говорил А. А. Мосолов, Великая княгиня серьезно и с полным чувством ответственности относилась к своему,как она говорила, mrtier du Grand Duchesse - к роли Русской Великой Княгини. К выходу в своем дворце она, по-видимому, готовилась: Для состава ожидающих ее выхода в зал, она, думаю, заранее подготовляла слова, что она говорила каждому из них и вообще все свое поведение на выходе. Ее metier состояло в том, чтобы вовремя, кстати делать и говорить то, что было положено по этикету и что нужно было говорить для сохранения и поднятия престижа Царственного Дома, к которому она принадлежала.
Великая княгиня Мария Александровна была в этом отношении, как мне казалось, совсем другая. Она не делала теniег. Каким-то врождени чувством такта, какой-то присущей ее поколению Царской Семьи царственностью, связанной с простотой и душевностью, она добивалась у подданных Императора той же искренней преданности династии, которой полностью захватила и меня за те короткие месяцы, что я состоял при этой особе.

Я уже тогда сознавал, что принадлежность к Царской Семье многому обязывает и что это tenier одно из самых стеснительных и трудных. Надо знать, а главное, всем сердцем понимать, как его делать и для отчего то, что я видел на примерах великих княгинь Марии Александровны и Марии Павловны, мне глубоко запало в сердце, и я глубоко благодарен Богу, что Он мне ссудил через мою Великую княгиню заглянуть в мир старшего поколения Царского Дома, еще полностью пропитанного духом Императора Николая I.

По знаку Великой княгини открылись двери гостиной и вся наша небольшая группа вышла в мгновенно затихший зал. Великая княгиня медленно начала обходить собравшихся, здороваясь, принимая поздравления и расточая улыбки и милостивые слова.
После выхода мы снова вошли в гостиную. Великие княгини с нами простились и отпустили нас домой.

Когда я был в младшем специальном классе, мне пришлось нести службу во время торжественного обеда, даваемого в Зимнем дворце королю Черногорскому Николаю. Тому самому, про которого Государь Александр III говорил, что это единственный ему преданный союзник.
Выпуск 1912 г. (фельдфебель Владимир Безобразов) был невелик, а потому в нем не хватало людей, чтобы заполнить требуемое по этикету число пажей. В этот день, кроме камер-пажей за Великими княгинями, за стульями всех Великих князей, держа во время обеда их головные уборы, стояли пажи. Нас, пажей, расставили за столом заранее, камер-пажи же, как всегда, сопровождая своих Великих княгинь, прибыли в зал вместе с выходом. Стол был расставлен в виде буквы «П».

Я стоял за стулом князя Сергея Георгиевича Лейхтенбергского-Романовского и держал его морскую треуголку. Спиной к входным дверям сидел Государь, мое же место было от него наискосок направо. Я видел его до этого лишь мельком: на похоронах Великого князя Михаила Николаевича и во время его приезда в корпус. Конечно, стоя за обедом, я пользовался случаем, чтобы не отрываясь смотреть на него, изучая его лицо, движения, улыбку.

Не знаю, отчего Царь обратил на меня свое внимание. Прочел ли он в моих глазах чувства, меня волновавшие, или что другое привлекло его внимание ко мне. Сначала он посмотрел на меня вскользь, потом остановил на мне свои светлые, лучистые глаза, взял в руку подаваемый к супу пирожок (если не ошибаюсь, это были сырные батоны), показал мне его и с Улыбкой откусил. По-видимому, этой шуткой он хотел сказать: «Вот ты, бедный, стоишь голодный, а я закусываю» . На секунду между Царем и мною протянулась какая-то интимная нить...
Я от смущения густо покраснел. Государь еще раз улыбнулся и заговорил с королем Николаем. С того времени прошло 43 года, но глаза и улыбка Царя Николая Александровича никогда не изгладятся из моей памяти.

Первой моей ответственной службой при Дворе был выход через залы Эимнего дворца в дворцовую церковь. Этим выходом открылись в феврале 1913 года торжества 300-летия Дома Романовых.
В этот день нас подняли рано, и служители внесли в роту придворные мундиры, лосины, ботфорты и султаны к каскам. Накануне мы отрепетировали носку шлейфов и выслушали последние наставления, как и когда их носить (брать шлейфы в руки полагалось на поворотах шествия, когда оно двигалось по комнатам, пол которых был затянут ковром. Когда же шествие растягивалось по прямой линии, шлейф расстилался по полу.

Каждый год корпус шил, обновляя цейхгауз, несколько новых придворных мундиров. Мне повезло получить на меня сшитый мундир, потому он сидел на мне превосходно и, несмотря на галуны (14 спереди 4 сзади на карманах), на лосины и ботфорты, я в нем не чувствовал себя стесненным в движениях. Примочив проборы, мы не надели каски, чтобы не растрепаться, и в поданых нам придворных каретах держали их на коленях. Во время же придворной службы мы каски вешали за чешую, султан вниз,на шпагу.
Прибыв во дворец, мы выстроились в две шеренги у входа Малахитовую гостиную, в которой собиралась Царская Семья. Надев придворный мундир, паж на время службы во дворце из строевого чина Царской армии превращался в чина придворного, подчиненно гофмаршальской части. Всем, кому полагалось, то есть великим князь княгиням, министру Двора графу Фредериксу, обер-гофмаршалу г. Бенкендорфу и т. д., мы во время службы во Дворце отвешивали только придворные поклоны и лишь Государю Императору на его привета «Здорово, пажи!» - отвечали: «Здравия желаем Вашему Императорски Величеству!»

Время ожидания прошло быстро, оно было заполнено наблюдениями за приготовлением к выходу. Приехало наше придворное начальство, которое нам называл сопровождавший нас капитан Малашенко и которое мы должны были знать в лицо. Начали прибывать члены Царского Дома, которым мы отвешивали поклоны. Великий князь Николай Николаевич довольно резко сделал замечание командиру нашей роты Карпинсксму недовольный тем, что камер-паж его супруги Анастасии Николаевны не встретил ее при выходе из кареты. Это требование было необосновано, но возражать не приходилось.

Наконец нас впустили в Малахитовую гостиную, где в ожидании Государя и Государыни была собрана Царская Семья. С быощимся замиравшим сердцем мы вошли туда. Я тогда не знал в лицо Великой княгини Марии Александровны, да и не было времени высматривать в группе членов Императорского Дома. Барклай прямо подошел к Великой княгине Марии Павловне, при которой он уже состоял во время базара. Я шел за ним и в пожилой даме, стоявшей рядом, угадал свою Великую княгиню. Она спросила мою фамилию и передала мне свою мантилью.
В Малахитовой гостиной нам и предстояло еще одно испытание: выход Императора и ответ ему. Мы не стояли в строю, а были рассыпаны в гостиной, ответ все же должен был быть дружным, без крика, но не робкий. В этот день мы это испытание прошли блестяще. Вошел Цари поздоровавшись с Царской Семьей, обвел нас глазами и негромко сказал:
«Здорово, пажи!».
Секундная пауза - и наш дружный ответ огласил гостиную.
Только что раздраженный Великий князь Николай Николаевич, передал нам через полковника Карпинского свою благодарность за нашу отчетливость.
Рядом с Государем встала Императрица. Наследник Цесаревич был на руках рослого бородатого конвойца.
Если не ошибаюсь, в этот же день Государю представлялась монгольская депутация, и Царь принимал ее в Малахитовой гостиной перед выходом. Монголы прибыли просить покровительства Белого Царя для своей страны. Депутация была одета в халаты, на головах были низкие, отороченные мехом шапки, к верху которых были прикреплены лисьи хвосты. Мелкими шажками они подошли к Государю и, встав на колени, пали ниц перед Ним. От этого движения лисьи хвосты ударились о пол у ног Императора. Вид этих людей, их непривычные одеяния, яркие цвета халатов, а главное, лисьи хвосты, ударившие о пол у самых ног Царя, испугали Наследника, и он, отвернувшись от этих страшных людей, прижался к плечу казака. Монголы выражали свою преданность Русскому Царю, Государь им отвечал. Так впервые, 19-летним юношей, я приобщился к великодержавной политике нашей Родины. В эти дни Россия, осуществляя свою миссию на Востоке, замиряла и втягивала в круг своей культуры новые области и народы.

Высочайший выход происходил годами установленным порядком. Из Малахитовой гостиной Царская Семья выходила парами. Впереди Император под руку с Императрицей, за ними несли Цесаревича, великие князья с великими княгинями шли по их старшинству в рядах Августейшего дома. Впереди церемонимейстеры тростями, украшенными голубыми андреевскими лентами, стуком об пол давали знать о выходе Царя в залы и предшествовали шествию, как бы прокладывая ему путь.
Далее шли чины Двора, камергеры, камер-юнкеры, статс-дамы, камер-фрейлины, фрейлины Их Величеств. Камер-пажи шли в шествии немного сзади и справа от Государынь и великих княгинь, поднимая шлейфы на поворотах и коврах и расстилая их снова, как только выход вытягивался в залах по прямому направлению.
Вдоль пути следования шпалерами стояли высшие государственные чины, депутации, группами офицеры полков гвардии и армии, в белых платьях приглашенные дамы. Прохождение через парадные, роскошные залы дворца, золото мундиров, светлые наряды дам и красочные платья фрейлин производили неизгладимое впечатление блеска и составляли величественную картину, невольно связываемую с представлением о мощи РУССКОЙ Империи.
В аванзале перед церковью камер-пажи покидали шествие и, выстроившись рядами, пропускали мимо себя колонну участников выхода.
После выхода мы уходили в верхние покои дворца, во фрейлинскую половину, где нам сервировали обед от царского стола. У приборов стояли полубутылки красного и белого удельного вина. Получая от нас на чай, прислуга предлагала нам и водку «белую головку». Этим заканчивалась наша служба, и в каретах (ландо на четыре человека) с ливрейным кучером на козлах нас увозили в корпус.

Второй раз нам пришлось участвовать в торжествах во время молебна в Казанском соборе. Царскую Семью мы встретили на паперти и, проводив до середины собора, встали полукругом, отделяя это место от толпы присутствующих. Служил Патриарх Сирийский в сослужении с Митрополитом С.-Петербургским и Ладожским Антонием (Вадковским) и сонмом русского духовенства. Евангелие читал по-арабски Патриарх. Как говорили, он приехал в Россию для очередного сбора средств на нужды своей церкви. то время Россия, как опора православия, собирала несметные деньги не только на поддержание Святых Мест Палестины и на русские монастыри на Афоне, имевшие свои подворья и своих представителей во всех крупных городах России, но и на поддержание православных церквей на Ближнем Востоке. Патриарх, конечно, не без расчета приноровил свой приезд к торжествам восшествия на престол Царственного Дома Романовых. Служба продолжалась около часа, но чудный хор и разнообразие впечатлений настолько развлекали, что время прошло для нас незаметно.
За мною и за неизменно со мною рядом стоящим Барклаем, напирая на нас расшитым золотом передом своего придворного мундира, расположился председатель Думы Родзянко. Меня и Барклая тогда поразила развязность манер этого человека, сыгравшего в истории русской революции столь печальную роль. Несмотря на непосредственную близость Царской Семьи отделенной от толпы лишь цепочкой камер-пажей, он позволял себе разговаривать с соседом и густым басом подпевать чудному митрополичьему хору.

Пожалуй, самым утомительным из числа торжеств в С.-Петербурге был прием поздравлений Царем и Царицей по случаю празднован 300-летия, так называемый baise-maine».

Выход на этот раз остановился в зале, называемом Николаевским. Царская Семья занимала целый угол зала. Впереди - Императорская Чета, за ней на мягком стуле - Цесаревич и старшие великие княгини и князья. Более молодые члены Семьи предпочли отойти вглубь, чтобы избежать этикета. Все поздравлявшие подходили к Государю, отвешивали поклон, дамы делали придворный реверанс. Царь подавал всем руку, Императрица давала руку для поцелуя. Боюсь сказать, сколько было этих поздравляющих: все придворные чины, фрейлины и камер-фрейлины. Сенат, Государственный Совет, министры и чины министерств, генералитет, Государственная Дума, чины первых классов Империи и т. д. Длинная змея подходящих тянулась через весь огромный зал, выстраиваясь в очередь в в соседнем зале. Торжественность придворной обстановки исключала всякую торопливость. За порядком следили церемониймейстеры. Они подавали знак очередному поздравителю подходить к Государю. Фрейлины, подходя, опускали на пол свой подобранный на руку трен, церемониймейстеры расправляли его тросточками по паркету, следовал придворный реверанс, поздравление, и фрейлина отплывала.

Все эти часы поздравления нам: фельдфебелю, старшим камер-пажам и камер- пажам старших великих княгинь пришлось простоять навытяжку непосредственно за Государем и на виду у более молодой части Царской Семьи, отодвинувшейся в глубь зала, где было больше свободы. Особенно страдал от этой церемонии Цесаревич Алексей Николаевич. Его живому нраву было невтерпеж сидеть на стуле и смотреть, как какие-то незнакомые люди длинной и скучной чередой подходят к Отцу и Матери, часто с полным отсутствием грации делают все те же движения и отходят, и так все то же в течение долгих часов. Я Ему искренне сочувствовал, этому красивому живому мальчику. Сначала Он сидел смирно, смотря на красивые мундиры и платья фрейлин. Когда же пошла Государственная Дума, то даже смотреть стало не на что. Он несколько раз оборачивался на сестер Ольгу Николаевну и Татьяну, стоявших сзади, рядом с Великой княгиней Ольгой Александровной. Цесаревич был в форме 4- го Стрелкового Императорской Фамилии полка, в малиновой рубашке и темно- зеленом кафтане, на плечной портупее висела соразмерная его росту шашка. И вдруг я вижу, что Он начинает шашкой играть шлейфом матери, оглядываясь при этом на сестер. Государыня ему сделала знак не играть. Но через несколько минут Он снова начал. Наконец, Его маневры заметил Государь и, повернувшись к нему головой, строго приказал: «Алексей, прекрати!» Наследнику стало еще грустнее.

В тот год впервые начали участвовать в дворцовых торжествах великие княгини Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна, а также княжна Ирина Александровна. К ним тоже были причислены камер-пажи. Государыню обвиняли в чрезмерной холодности в обращении, но знавшие Ее ближе, объясняли ее малую приветливость застенчивостью. Кажется, Ее дочери унаследовали у Царицы эту черту характера. Во всяком случае, их камер-пажи рассказывали, что великие княжны не решались спросить у них фамилию и сделали это через Великую княгиню Ольгу Александровну, под явной опекой которой они находились во время выходов и торжеств.

Торжественный во дворце обед не представлял ничего особенного. Он принадлежал к разряду тех, когда по этикету за стулом каждой великой княгини кроме камер-пажа стояло еще по одному камер-юнкеру и камергеру. Говорили, что во время Священной Коронации порядок обеда был еще более сложный: тарелки с пищей передавались на стол при посредстве всех трех чинов двора. Такую невероятно ответственную процедуру нам, к счастью, не пришлось проделывать. Ведь, не дай Бог, прольешь суп или вывалишь жаркое, не донеся до стола!
Не помню ничего, что было бы достойным быть отмеченным во время этого обеда. Разве только, что во время следования к столу после поворота из одного зала в другой я, задумавшись, слишком долго задержал в руках трен Великой княгини Марии Александровны. Это, конечно, не ускользнуло от всевидящего ока идущей за нами Великой княгини Марии Павловны старшей. Она через Великого князя Димитрия Павловича, с которым шла под руку, указала мне на мою оплошность. Еще одно важное правило придворной службы (кроме уже преподанного мне на базаре Эттером) мне было указано: во Дворце будь все время начеку и не задумывайся.

Совсем другой, отличный от дворцового распорядка, характер носил бал санкт- петербургского дворянства, на котором дворяне принимали Царя и Его Семью по случаю 300-летия Дома Романовых, в котором нам пришлось принять участие, служа камер-пажами. На приеме дворянства не было того торжественного блеска, которым отличались выходы, обеды и приемы в Зимнем дворце. Вся обстановка бала в Дворянском Собрании носила более частный характер. Царская Семья была гостьей в среде свого дворянства, и это положение при всей торжественности приема неминуемо уничтожало многие преграды, обязательные при соблюдении придворного этикета. Весь прием Царской Семьи, порядок в залах поддерживался не придворными чинами, а самими дворянами, зал был наполнен не представителями служилой знати, а лицами в большей части не участвующими в придворных приемах. Да и цель собрания была другая. Если выходы служили утверждению и внешнему проявлению мощи и величия Царской России, то бал дворян был проявлением чувств привязанности этого сословия к Короне и готовности служить до гроба Российской Империи.

Царская Семья во время таких балов держала себя с большим тактом, участвуя в общих танцах и смешиваясь с толпой дворян. Камер-пажи в танцах и веселии зала, конечно, не участвовали. Проводив своих великих княгинь в залы, мы выстроились под колоннадой Большого зала (где происходил базар уже мною описанный) на возвышении, предназначенном для Высочайших Особ. Тут же стоял и князь Багратион- Мухранский, незадолго до того обвенчанный с княжной Татьяной Константиновной (дочерью Великого князя Константина Константиновича).
Фельдфебель корпуса 1909 г., породистый и красивый в своем кавалергардском мундире, он пользовался общей любовью в нашей пажеской семье. В нашем первом бою 30 июля 1914 г. под Гутковом, лежа с ним вместе в цепи взвода на русско-германской границе, я получил свое боевое крещение как передовой наблюдатель батареи. Во время первых месяцев войны он себя показал выдающимся офицером. Неудовлетворенный службой в кавалерии, он перевелся в Эриванский полк, в рядах которого вскоре и был убит. Вместе с ним тогда перевелись в пехоту кавалергарды Гернгрос и Оржевский - оба были убиты.

Вспоминаю о Багратионе не только для того, чтобы оставить в своих воспоминаниях память об этом храбром офицере и добром товарище, для того, чтобы указать, сколько требовалось от офицера гвардии такта его жизни и службе в Петербурге. Принятый в дом Великого князя, муж дочери последнего, Багратион, казалось бы, должен был оторваться от нашей среды. Но обычаи требовали другого: как муж княжны Татьяны Константиновны в частной жизни, Багратион был членом семьи Великого князя, вне этого он оставался поручиком, флигель-адъютантом кавалергардского полка, нашим старшим товарищем. И Багратион отлично себя в этом отношении держал.

Уже камер-пажами мы входили в среду петербургского общества и в семью гвардии, офицерами которой через несколько месяцев большинство из нас становилось. И это положение ко многому обязывало, и нам всем были отлично известны случаи, когда юношеские ошибки или несоблюдение обычаев этой среды, совершенные еще камер-пажами, отражались на выходы в полки и налагали, таким образом, печать на всю жизнь человека. К счастью, традиции, привитые нам с детства, воспитание в корпусе, служба при Дворе и, пожалуй, самое важное, постоянная тесная связь с пажами, уже ставшими господами офицерами, давали тем из нас, которые этого хотели, исчерпывающую школу.

Высочайшие Особы были в «городских» платьях, а потому шлейфов нам нести не приходилось. Большинство великих княгинь и, конечно, великие княжны танцевали, а потому находились в зале, а на возвышении под колоннами заняли места лишь Государыня и пожилые великие княгини. Камер-пажи были отведены в глубь возвышения, и лишь фельдфебель, старшие камер-пажи при Императрице и мы с Барклаем оставались впереди на возвышении.
Не могу сказать, чтобы в зале царил порядок. Распорядители из дворян оттесняли приглашенных, желая образовать более просторное место для танцев. Гости же пытались стать поближе к возвышению, чтобы видеть Государя, а потому стремились прорваться в первые ряды. Это мешало порядку и портило общую картину бала.
Распорядители подводили к великим княжнам лучших танцоров из офицеров гвардейских полков, многие из них были в Петербурге известны как отличные дирижеры на танцевальных вечерах. Хотя я никогда не любил танцы, но камер-пажем часто приходилось бывать на таких вечерах. За последние годы перед войной эти вечера становились все блестящее. Входило в моду делать котильоны из живых цветов, выписываемых среди суровой нашей зимы из Ниццы. И должен признать, что это было очень красиво, когда в руках танцующих появлялись эти цветы, то белые, то красные, то розовые, душистые и свежие. Та же роскошь была и на описываемом балу.
Из дирижеров в то время особенно выделялись улан Ее Величества Ротмистр Маслов, барон Притвиц 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка, конногвардеец Струве, флигель-адъютант, хороший ездок ча конкурах, с которым мы ровно через два года прощались, молясь за Упокой его души. Он был убит в феврале 1915 г. на подступах к Мариямполю. Лежал он мертвым такой же красивый, с лицом, немного напоминающим Императора Николая I (поэтому он носил небольшие баки), рядом лежал убитый в том же бою солдат Конного полка. Рыжий священник полка служил панихиду. Боже! Скольких мы уже проводили в лучший мир!

Нам с Барклаем опять везло. Оставаясь при наших великих княгинях, мы могли наблюдать за красивой картиной бала. Наши великие княгини сидели в креслах слева на возвышении, обмениваясь впечатлениями. Но тут произошел инцидент, сильно взволновавший бедного Барклая. Великая княгиня Мария Павловна начала что-то говорить своей соседке, указывая глазами в зал, и затем, желая, по-видимому, в чем-то убедиться, встала. Думая, что Великая княгиня собирается спуститься в зал, Барклай отодвинул кресло, и в тот же момент Великая княгиня, не оборачиваясь, стала садиться. Быстрым движением Барклай толкнул кресло вперед, так что Великая княгиня все же села в кресло, хотя всего лишь на самый край его. Не сделай Барклай этого быстрого движения. Великая княгини оказалась бы на полу. Со сдвинутыми бровями она обернулась к нему бросила: «Vous et fou!» Покраснев, как рак, Барклай мне только шепну «Фу, как жарко!»

Закончу эти воспоминания о торжествах в Санкт-Петербурге кратким описанием представления оперы «Жизнь за царя» в Мариинском театре. Это было одно из красивейших виденных мною за мою жизнь зрелищ.
Государь и старшие члены Царской Семьи присутствовали на представлении, сидя в центральной, так называемой, Царской ложе театра. Более молодые Высочайшие особы были помещены в боковых великокняженских ложах. Партер был занят Сенатом, Государственным Советом, придворными чинами и чинами первых первых классов. Первые ряды красных сенатских мундиров сменялись зелеными мундирами Совета, после которых блистало золото придворных чинов. Все это в соединении с сединами этих сановников Империи создавало необычайно красочную картину. В ложах группами сидели офицеры гвардейских полков: в классических мундирах кавалергарды, конногвардейцы и кирасиры, роскошные гусары, изящные уланы, в строгих мундирах наша конная артиллерия, в цветных лацканах гвардейская пехота, стрелки Императорской Фамилии и т. д. и т. д.; в ложах же были размещены статс-дамы и фрейлины в своих украшенных золотом платьях, с кокошниками на головах; эти платья введены были в придворный обиход Император Николаем I и просуществовали до нашего времени без изменения, - платья были лишь удлинены шлейфом.

Когда Царь вошел в ложу, весь театр встал и обернулся к нему лицом. Войдя в ложу за Великой княгиней Марией Александровной, я оторопел красоты представшей передо мной картины, от этой игры красок, роскоши мундиров, изобилия золота, разнообразия уборов.
Быть может, кто-нибудь меня спросит, для чего нужны были это изобилие золота, разнообразие красок, эта подчеркнутая роскошь? Как участник этой непередаваемой красоты, я отвечу: по моему глубок убеждению, все это было нужно. Я всегда воспринимал Русскую монархию как какое-то земное воплощение духовной, почти что божественной красоты. Весь этот блеск мне представлялся лишь внешним проявлением этой единственной в своем роде, единственной в мире, неповторимой в своей внутренней красоте Идеи Русской Монархии.

В антрактах весь театр поднимался и кулуары оживлялись мундирами вышедших из лож и партера приглашенных. Царская Семья тоже выходила из ложи, и мы, камер- пажи, за нею.
Тут я обратил внимание на парных часовых, стоящих у входа в ложу. Это были два великана - матросы из Гвардейского Экипажа. Они были не совсем одинакового роста. Видно, не удалось подобрать двоих одного роста. Мне было в то время 19 лет, и хотя я рос до 25 лет, но и тогда был около 1 м 70 см росту. Я подошел поближе к самому высокому и оказался ему по грудь, следовательно, он был далеко за 2 метра ростом и при этом совершенно правильно сложен.

В смысле голосового состава, сказать по правде, представление было менее удачно. Пели наиболее старые и заслуженные солисты, и годы сказывались как на голосах, так и на комплекциях. Великая княгиня Ксения Александровна сильно поморщилась, когда тенор Яковлев сорвался на какой-то высокой ноте.
Эта красивая феерия закончилась пением «Боже, Царя храни...», снова весь зал стоял, и слезы восторга наворачивались на глаза, слушая этот торжественный гимн. Закончились торжества, и мы вернулись к нашим каждодневным занятиям в корпусе - лекциям, репетициям, строевым занятиям.

За участие в торжествах 300-летия Царствования Дома Романовых мы все получили именные памятные знаки для ношения на правой стороне мундира. Эти знаки переходят по наследству старшему потомку участника торжеств. Одновременно с этим нам раздали и памятные медали, изображающие Царя Михаила Федоровича и Государя Николая II. Они носились в колодке на трехцветной «романовской» ленте (белой, желтой, черной). У меня образовалась «внушительная» колодка из медали и креста Саксен-Кобург-Готского.

В этом году мы вышли в лагерь Красного Села, как всегда, в конце апреля и приступили к съемкам и полевым задачам. В конце мая стало известно, что нас ожидает вызов в Москву для участия в торжествах 300-летия, имеющих быть в Первопрестольной.
Радость наша была неописуема. Отпустившим за месяц в лагере усы пришлось их сбрить, отчего на верхней губе оказалось белое, незагорелое пятно (Воронов, Карангозов в особенности). Нас приводила в восторг не только новая возможность участвовать в придворных торжествах и надеть новый блестящий мундир, но и все сопряженное с поездкой в Москву - путешествие, жизнь в гостинице, новая обстановка, а также сокращение и окончание занятий в корпусе.

В отдельном вагоне II класса мы за ночь в скором поезде без утомления проехали те 609 верст, что отделяли Петербург от Москвы. Помещены мы были в гостинице «Княжий двор», недалеко от Храма Христа Спасителя. туда же был свезен груз с нашими мундирами, в гостинице же мы и питались. Из офицеров нас сопровождали полковник Карпинский, капитан Малашенко и штабс-капитан Сальков.
Уже опытные в одевании придворного мундира, мы утром перед службой быстро натягивали лосины, которые в наше время лишь по преданию так назывались и шились из белого шерстяного материала. Ботфорты надевались не труднее любых высоких сапог, только крючки для натягивания их были длиннее из-за идущих выше колен голенищ. Ходить а ботфортах было нетрудно, - трущиеся между собой верхние части голенищ задерживали лишь быстрые движения при беге или танцах.
Мундиры были длиннее городских и доходили до середины ляжки. Спереди на них было 14 двойных галунов (придворного образца), сзади на карманах, как и на городском мундире, по четыре галуна. Чтобы сесть, надо было расстегнуть нижние пуговицы мундира. Поднимая шлейф великой княгини, рекомендовалось делать склонение в сторону, а не прямо вперед. Во-первых, мешали нижние галуны мундира, во-вторых, повешенная на шпагу каска соскальзывала вперед и мешала идти, а подбирать шлейф приходилось на ходу. И в-третьих, склонение на бок было красивее, нежели прямо вперед, от которого сзади идущим Высочайшим Особам представлялась картина мало презентабельная. Кроме всего, при наклонении вбок меньше натягивались лосины. В анналах корпуса бьи устная передача о том, как у одного камер-пажа при склонении вперед лопнули сзади лосины, а так как мы, во избежание складок, надевали их на голое тело, то картина представлялась недопустимая и мало соответствующая придворному этикету. Не ручаюсь, что такой случай имел место, но мы панически боялись его повторения и применялись как могли к стеснительности придворного камер-пажеского обмундирования. Шпагу, которую при производстве уходящие по традиции передавали младшим товарищам, носилась на золотом поясе снаружи (при городском мундире ее носили на перевязи, надеваемой под мундир, так чтобы эфес ее выступ из прорези на левой стороне мундира). Каска была та же, что носила и строевая рота. Но ко двору она украшалась белым султаном из конскского волоса, прикрепленным к шишаку. На ботфортах шпоры были не прибивные, как при городской форме, а прикреплялись черными ремня из той же, что и ботфорты, лакированной кожи.

Благодаря теплой весенней погоде, мы пальто не накидывали, на предоставленных нам Дворцовым управлением четырехместных ландо даже опускали стекла. Делали это не без расчета - pour epater московскую публику, с любопытством смотревшую на наши незнакомые ей мундиры. Даже парные часовые у ворот Кремля, юнкера московских училищ, мало разбирались в разнообразии форм участников торжеств, и на всякий случай отдавали нам честь «по-ефрейторски». Это нас забавляло.
В свободное от придворной службы время мы посещали друзей и знакомых в городе, ходили в кинематограф смотреть на самих себя как на участников шествий. Государь из Первопрестольной уехал в Ярославль и Кострому, а мы вернулись в Санкт- Петербург.

По возвращении в красносельский лагерь мы через несколько дней были раскомандированы в части, в которые были приняты.
26 мая мы с утра отправились в Большой Кремлевский дворец, построенный в царствование Императора Николая I. От «Княжьего Двора» до Кремля недалеко. Мимо Румянцевского музея и Большого Манежа наши кареты через Тайницкие ворота въехали в Кремль. У ворот стояли парные часовые от Алексеевского училища. Въехав в стены Кремля, мы повернули направо мимо здания, в котором помещалось Дворцовое управление и квартиры князя Одоевского-Маслова и Истомина. К дворцу мы подъехали не с главного подъезда, а с бокового, и внутренней лестницей были проведены в часть дворца, примыкающую к Боровицким воротам. После сбора Царской Семьи начался выход. Шествие должно было через залы дворца выйти на Красное крыльцо, спуститься по нему и пройти в Успенский собор, где митрополит Московский и Коломенский Владимир ожидал Царя для служения торжественного молебна.

Выход двинулся. Помнится, сквозь окна дворца, выходящие на Замоскворечье, глядело пасмурное весеннее утро, пахло дождем, и у меня мелькнула мысль: «Жаль, если выход из дворца на Красное крыльцо будет под дождем». Но было не до размышлений о погоде. В незнакомой обстановке надо было быть особенно начеку, а кроме того, как всегда, красота выхода полностью захватывала.

Я согласен со знатоками стилей, что Большой Кремлевский дворец по своей архитектуре совершенно чужд окружающей его старине. Но все же внутреннее его убранство по своей красоте и роскоши вполне соответствует цели, для которой он был построен. В нем, по мысли Николая I, должны были происходить приемы вновь коронованных Императоров Всероссийских. Залы назывались в честь российских орденов, и их убранство соответствовало по цвету и эмблемам этим орденам. Из внутренних покоев наше шествие вышло в угловой Екатерининский зал, красное убранство которого выигрышно подчеркивало роскошные платья собравшихся в нем придворных дам и фрейлин. Здесь мы повернули налево, и до самого Георгиевского зала выход двигался по прямому направлению, отчего, разостлав трэн Великой княгини, я смог насладиться картиной Замоскворечья и видом залов, через которые проходило шествие.

Государь был в форме Астраханского гренадерского полка. В голубом Андреевском зале, следовавшем за Кавалергардским, были сосредоточены делегации полков, главным образом, Московского военного округа. Я с любопытством разглядывал эти формы, совсем недавно введенные. Перед голубыми Сумцами стоял их новый командир Гротен (офицер лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка). Андреевский зал громаден по своим Размерам. Это тронный зал, он тянулся по фасаду дворца и был особенно красив благодаря сосредоточению в нем делегаций армии.
В последнем. Георгиевском зале, расположенном под прямым углом к Андреевскому, Государя встретило московское дворянство, земство и гражданские чины. Зал очень красив - строгие цвета ордена Св. Георгия придают ему какую-то торжественность; золото украшающих его орденских звезд подчеркивает это своей роскошью.
На середину зала навстречу Государю вышел Александр Дмитриевич Самарин, приветствуя Государя от имени московских дворян, предводителем которых он был. В Москве даже на придворных торжества лежал какой-то отпечаток «домашности». Вероятно, от этого, когд Государь остановился перед Самариным, все шествие не осталось в колснне, а продвинулось далеко и образовало полукруг около Императора.

Самарин в своей речи, обращенной к Царю, выражал чувств преданности ему московского дворянства. Следуя за моей Великой княгиней, я оказался слева и впереди Государя и мог вблизи наблюдать его лицо и слушать его ответное московскому дворянству слово. Я слышал Царя впервые. Он говорил исключительно спокойно, ровным негромким голосом. Но благодаря безупречному произношению каждое слово звучало отчетливо. Характер его произношения был, что называется, «петербургский», в отличие от более мягкого произношения Москвы и прочих городов российских.

Как мне казалось. Царь говорил без подготовки, что я вывел из того, что он в своем ответе касался многих пунктов обращения к нему дворян. Речь Государя, обращенная к Своим дворянам, была ясна и чиста и, спокойная и сердечная, выявляя всего Его. На меня этот момент торжств произвел сильное впечатление. Передав Государю грамоту дворянства, Самарин с поклоном отошел.

Выход снова выстроился для следования через двери Георгиевского зала на Красное крыльцо. У дверей стояли парные часовые юнкера Александровского училища. Как я упоминал, погода с утра была пасмурная, и здесь при выходе Царя на древнее Крыльцо произошло чудо, которое я описал в своем рассказе «Один из сорока трех». Порыв ветра мгновенно разорвал покрывавшие небо тучи, и радостное весеннее солнце залило своим светом Царя, сходящего с крыльца к толпе своего народа, запрудившего все свободное между соборами пространство. Звон колоколов, музыка оркестров и крики «ура» несметной толпы, все слилось в ликующий, радостный, какой-то весенний аккорд. Под несмолкаемые крики народа шествие медленно спустилось по лестнице и прошло в Успенский собор.
После радостно-ликующего настроения площади нас в соборе мгновенно охватило то особенное чувство, которое бывает, когда, обнажив голову входишь в овеянные стариной и поколениями стены наших православных храмов. Роскошное, все усыпанное камнями-самоцветами облачение духовенства, песнопение, кажущееся неземным в рамке древних расписанных сводов, и строгие лики святителей создали контраст с буйным ликованием площади. Все это врезалось в память на всю жизнь. После молебна торжество для нас закончилось.

Обед в Георгиевском зале Большого дворца мало чем отличался от таких же придворных обедов в С.-Петербурге. Только лица были другие. Во время обеда играли трубачи Сумского полка и пел хор Императорского Московского театра. Зато на бале, данном московским дворянством своему Царственному Гостю и Его Августейшей Семье, надо остановиться подольше.

В сумерки этого майского вечера мы были доставлены в Дворянское Собрание. Одна за другой стали подъезжать кареты с великими княгинями, и мы встречали их на подъезде. Подъехал Государь с Царицей и великими княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной Николаевной. Из молодых великих княжон присутствовала княгиня Ирина Александровна, отличавшаяся своей строгой красотой. Царевны были обе совершенно разного типа лица. Ольгу Николаевну нельзя было назвать красивой, но она подкупала своей свежестью и улыбкой своих, как у Отца, лучистых глаз. Лицо Татьяны Николаевны отличалось оригинальностью его красивых черт. Но хотя совершенно разные, они обе были каждая в своем роде очаровательны.

Бал в Москве отличался от петербургского своим строгим порядком, радушием и какою-то сердечностью приема. Московские дворяне сумели принять своего Царя. Красивый зал был с тонким вкусом декорирован розовыми весенними цветами. Всюду распорядители из дворян, по-видимому, по заранее продуманному плану, руководили огромным количеством приглашенных. Видна была забота создать и подчеркнуть то настроение доверия и близости Царя и Народа, которые установились в России после бурь революции 1905 года.

Царская Семья была помещена на возвышении по короткой стене зала, сейчас же у входа. С этого места виден был весь зал, в глубине которого несколько ступеней вели под колоннаду, поддерживающую хоры, на которых помещался оркестр.
Бал открылся полонезом. Во главе шел Император, ведя жену московского уездного предводителя дворянства А. В. Базилевскую. А. Д. Самарин был холост, и потому она оказалась старшей дворянкой Москвы. Во второй паре шла Императрица с Александром Дмитриевичем. Далее шли великие княгини и князья с представителями московского Дворянства. Государь был в форме лейб-гусарского Павлоградского полка. Гусарский мундир очень шел Царю, его невысокой, но великолепно сложенной фигуре. Он любил надевать формы гусарских полков и умел их носить.
Мы, камер-пажи, стояли на возвышении и наблюдали эту яркую картину, в которой светлые платья дам смешивались с золотом и разнообразием цветов мундиров.
После полонеза на минуту получилась заминка. Музыка заиграла вальс, Но гости ждали инициативы Царской Семьи. Одновременно великим княжнам представили танцоров, и весь зал закружился. Время проходило быстро. Бал был веселый и красивый. В зале царило то трудно определимое настроение, которое отличает удачный вечер от неудачного.

По знаку распорядителя оркестр остановился и Самарин, склонивши перед Царем, попросил высоких гостей проследовать к ужину. Пересекая зал в длину, шествие поднялось по ступеням под колоннаду и прошло в соседний зал, где был сервирован ужин. Стол Царской Семьи бы установлен на возвышении, лицом к залу, столы для приглашенных стояли перпендикулярно к нему. Нас, камер-пажей, поставили вдоль стены за столом Царской Семьи и лицом к залу. Наискосок влево от меня за столом приглашенных сидели знакомые по Петербургу княжны Урусовы, конногвардеец Ширков, Катков и др.

Всегда такая ко мне внимательная. Великая княгиня Мария Александровна во время ужина передала мне через рядом с ней сидевим московского губернатора, свиты Его Величества ген.-майора Владимм Федоровича Джунковского свой стакан вина. «Пусть выпьет за мое здоровье», - с улыбкой сказала она.
Это был самый трудный «официальный» стакан шампанского, который я в жизни выпил. «Ваше здоровье, Ваше Императорское Высочество», отвесив поклон, произнес я, и, не дыша, чтобы газы шампанского не били небо, я залпом выпил фужер под взглядом Великой княгини, Джунковского и моих знакомых со стола напротив.
Последние потешались над трудностью моего положения. Я отдал стакан проходящему лакею и снова вытянулся в струнку.

После ужина вскоре начался разъезд. Великие княгини Мария Александровна и Мария Павловна уезжали вместе. Я в последний раз видел мою Великую княгиню. Она особенно приветливо простилась со мной, подарила на память золотой герб Москвы, который дворяне передали всем участникам бала. Простые смертные вместо золотого значка получили серебряные. Великая княгиня спросила меня, в какую часть я выхожу.
«Значит, скоро будете офицером. Заранее поздравляю. Еще раз благодю за службу».
А потом, обращаясь к Самарину, продолжала:
«Александр Дмитриевич, очень прошу вас накормить моего камер-пажа и присмотреть, чтобы он потанцевал. Двери кареты захлопнулись, и великие княгини уехали.

Исполняя распоряжение Великой княгини, Самарин повел меня наверх к открытому буфету, где мы с ним выпили по рюмке водки и я поел, так как здорово проголодался. Потом я спустился в зал, где бал продолжася.

Я думаю, что многим будет непонятно, отчего для нас воспоминания о службе при дворе Императора так дороги. Перечтя этот краткий очерк службы во дворце, я пришел к убеждению, что если для меня воспоминания являются самым ярким впечатлением моей юности, то для читателя этого очерка вряд ли они будут интересны.
Мне эти воспоминания дороги не только как воспоминания молодости, которые с годами облекаются грустной прелестью, не только как памть о золотом, красивом мундире и блеске, меня в те часы окружавшем, не только потому, что в эти часы я был близок к Государю, сиявшему в ореоле Царственного Венца. Нет, не только оттого! Участвуя в придворных торжествах, стоя в храмах или дивясь сказочной красоте, роскоши и блеску в Мариинском театре, я бессознательно чувствовал себя приобщенным к тому дивному явлению, которое носило имя Россия.

АЛЕКСАНДР ГЕРШЕЛЬМАН
Буэнос-Айрес, 1956

М.А. Гершельман

200-ЛЕТИЕ ОСНОВАНИЯ ПАЖЕСКОГО ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРПУСА

Подчеркиваю слово - основания, т.к. существовал он лишь до 1917 года.
Как вступление, вот несколько заветов Мальтийских рыцарей, которые перешли к пажам, как руководство для верной службы Родине.

Ты будешь верен Церкви. Ты будешь верным сыном своей Родины. Ты никогда не изменишь своему слову. Ты не отступишь перед врагом. Ты будешь тверд как сталь и благороден как золото.

Кстати, последний завет символизируют выпускные кольца пажей - в золото вложенный стальной обруч с обозначением числа выпускников, а внутри кольца, как на обручальных -фамилия владельца, день и год производства. Это же было символом звеньев одной цепи, спаивающей всех пажей в единую семью. Даже в эмиграции они в каждой стране неизменно собирались в день своего праздника: 12/25 декабря.

(Позволю себе маленькое отступление. Мой отец в последние месяцы своей жизни беспокоился, как он, будучи полным уже инвалидом, без двух ног, сможет приветствовать пажей в день любимого праздника. Вдова его друга успокаивала его:
"А мы все соберемся около Вашей постели..." Отец скончался утром 2 декабря, и днем все собрались около его
постели на первую панихиду. Это было 25 лет тому назад, т.е. в 175 годовщину Корпуса.)

Теперь я поделюсь вкратце этапами образования Корпуса.
Звание пажей было учреждено в России Императором Петром 1-ым, который в 1711 году образовал, по образцу германских дворов, придворные чины.
Некоторое упорядочение в организации пажей было пыталась добиться учреждением придворной школы; в 1759 году она повелела составить инструкцию, по которой их должны были обучать разным наукам, в ней было сказано:
"Всему тому, что необходимо для честного дворянина дабы пажи в пристойном разуме и благородных поступках наивяще преуспевали и от того учтивыми, приятными и во всем совершенными себя показать могли, как христианский закон и честная их природа повелевает".
Все это очень важно для придворной службы.
В 1795 году в Корпусе вводится общий для всех училищ порядок.
Эта придворная школа уже в первый период своего существования дала государству ряд выдающихся деятелей на разных поприщах. И в числе первых Георгиевских кавалеров имеется тоже ряд имен бывших пажей.
Понемногу подготавлялась реформа Пажеского Корпуса, превращенного вскоре в Военно-Учебное Заведение. Новое положение о Корпусе было Высочайше утверждено Государем в 1802 году.
Занятная подробность:
Учебной частью всегда ведал инспектор классов, каким в то время являлся швейцарец, вывезенный в Россию Генералиссимусом Суворовым для воспитания своего сына.

Наконец, в 1810 году Корпусу было дано здание бывшего дворца графа Воронцова на Садовой улице, которое существует по сей день.
Ранее дворец был куплен Императрицей Екатериной II в казну, а когда Император Павел I стал Гроссмейстером Мальтийского Ордена, он пожаловал его Капитулу Ордена и приказал построить мальтийскую католическую церковь, таким образом, на территории Корпуса оказалось два храма: православный и католический.

В период между 1808-ым и 1830-ым годами через Пажеский Корпус прошли юноши, заслужившие впоследствии своей службой Родине добрую память, например: А.А. Кавелин - воспитатель Императора Александра II, граф В.Ф. Адлерберг - друг и сподвижник Императора Николая I, поэт Е. А. Баратынский, Я.И. Ростовцев, имя которого тесно связано с реформой 1861 года Царя Освободителя, и многие другие.

В течение последующих 10-ти лет образование и воспитание было поставлено так высоко, что его директор имел право напутствовать своих питомцев, произведенных в офицеры словами:
"Не забывайте, что имена ваши принадлежат Пажескому Корпусу и что каждый паж будет краснеть за вас и гордиться вами. Пусть все воспитанники Корпуса, коему вы обязаны ваццщ образованием, по прошествии многих лет с чувством благодарной гордости могли бы повторять, вспоминая вас - и он был пажом" . В 1885 году был основан в Корпусе его "Исторический Музей". В нем было собрано не только то, что касалось истории Корпуса за все время его существования, но и сосредоточен громадный материал для оценки жизни и деятельности пажей по выходе их из Корпуса.
Наконец настал 100-летний юбилей Корпуса как Военно-Учебного Заведения. 12/25 декабря, в день памяти Святителя Спиридона Тримифунтского, Пажеский Корпус в составе трех своих рот и исторического взвода выстроился развернутым фронтом против царской ложи в Михайловском манеже. Левее пажей стали офицеры и штатские чины корпуса, носившие окорму, а за ними бывшие пажи по страшинству выпусков с 1837 по 1902 год включительно.
Войдя ровно в 12 часов в манеж, Государь принял рапорт директора Корпуса и в сопровождении блестящей свиты прошел перед строем пажей, здороваясь и поздравляя с Праздником и Юбилеем.
По окончании обхода Вел. Кн. Константин Константинович громким голосом прочел пожалованную Корпусу Высочайшую грамоту. Затем директор Корпуса прочел грамоту о пожаловании Корпусу знамени, после чего последовала команда "на молитву -каски, шапки, фуражки долой" , и знаменщик, старший камер-паж, при 2-х офицерах ассистентах, вынес знамя к аналою, где оно было освящено священником.
После богослужения начался церемониальный марш, а затем исторический взвод в формах и при оружии, соответствуюшем годам царствований, продемонстрировал маршировку и приемы тех времен.
После парада Государь, подойдя к фронту бывших пажей, сказал:
"Благодарю вас, господа, за службу Мне и моим Предшественникам, за вашу бескорыстную преданность, которую многие из вас запечатлели своей кровью, за ваше честное служение Престолу и Родине!
Я твердо уверен, что эти заветы, переданные из поколения в поколение, всегда будут живы с пажей! Желаю вам здравия на многие годы!" Затем обратился к пажам со словами:
"В сегодншний день Я доказал Пажескому, Имени Моего, Корпусу- насколько велико Мое к нему благоволение, пожаловав ему знамя, наградив строевую его роту и всех находящихся ныне в списках Корпуса пажей моим вензелевым изображением на погонах, и зачислив Брата и Моих Дядей в списки Корпуса.
Я уверен, что по примеру прежних поколений пажей, многие представители коих присутствуют тут, вы все с той же доблестью, столь же честно и верно будете служить вашему Государю и дорогой нам Родине - России! До свидания, господа!"
"Счастливо оставаться, Ваше Императорское Величество!" и громовое "ура" было ответом на слова Монарха.

Остановясь у выхода из манежа, Государь обернулся и еще раз сказал: "Еще раз благодарю за отличный парад".
За парадным обедом в Зимнем Дворце Государь, подняв свой бокал, произнес:
"От имени Государынь Императриц и Своего пью за здоровье дорогих моих гостей - всех бывших и нынешних пажей, прежде и теперь служащих в Корпусе - за ваше здоровье, господа - Ура!"
В ответ зачисленный в список Корпуса, старейший член Царской семьи, Вел. Кн. Михаил Николаевич, провозгласил тост от имени всех пажей за драгоценное здравие Царя.
14 декабря в 3 часа в здании Корпуса состоялся торжественный акт в Высочайшем присутствии, а вечером в Мариинском театре - юбилейное представление, также в Высочайшем присутствии, в коем участвовали корифеи русской Императорской сцены Драмы, Оперы и Балета.

"Наверное, не думалось тогда никому, что через 15 лет пажеский Корпус, как таковой, перестанет существовать и что исполняющийся в 1952 году его 150-летний юбилей нам, пажам, Ридется праздновать вдали от России, вне стен родного Корпуса!" - писал Ив. Мих. Дараган.
Хочется еще прибавить, как ошибочно и часто голословно считалось, что Пажеский Корпус был заведением узко ивилегированным. Однако зачисление в него производилось не по происхождению; пажами могли быть лишь сыновья и внуки генералов, какого бы сословия они ни были, но засвидетельствовавшие преданность Родине своей службой.

ЕВГЕНИЙ ВЕСЕЛОВ

СВЯТОЙ ВЕРНУЛСЯ В ПАЖЕСКИЙ КОРПУС

Вчера Санкт-Петербургское суворовское военное училище, считающее себя историческим преемником Пажеского Его Величества корпуса, отмечало 195-летнюю годовщину этого императорского учебного заведения. В Воронцовский дворец, который с начала XIX века и до 1918 года служил домом для пажей, съехались потомки бывших воспитанников, выпускники СВУ разных лет (оно размещается здесь с 1955 г.), представители историко-культурных, военно-патриотических, дворянских и монархических организаций. Был здесь и живой паж - дай Бог ему здоровья! - Михаил Иванович Вальберг, 94 лет, который отчетливо помнит и своих товарищей по корпусу, и парады в Конногвардейском манеже...

В библиотеке, которая некогда была православным корпусным храмом, где собрались гости, суворовцы и их воспитатели, отслужили молебен. Совершивший его отец Геннадий Беловолов, священник Петропавловской церкви Тихвинского благочиния, передал Начальнику училища генерал- майору Валерию Скоблову икону святого Серафима. Событие это в духовной жизни не только нынешних обитателей дворца на Садовой, 26, но и всех верующих етербуржцев совершенно удивительное. Ведь митрополит Петроградский Серафим (в миру - Леонид Чичагов), невинно осужденный и растрелянный НКВД в декабре 37-го, когда-то учился в этих стенах. Окончив пажеский корпус в 1875 году, попал на Балканскую войну, где проявил мужество, отмечен многими боевыми наградами. На пастырское служение этого блестящего офицера благословил Иоанн Кронштадский. Только нынче архиерейский собор причислил Серафима к лику священномучеников.
Икону святого даровала суворовцам внучка митрополита, живущая в Москве игуменья Новодевичьего монастыря Серафима. Теперь, по словам отца Геннадия, Серафим вернулся в родные стены, а у ребят в алых погонах появился свой небесный покровитель и заступник. (Кстати, наше СВУ - подшефное учебное заведение редакции газеты «Вечерний Петербург» - заняло по итога уходящего года первое место среди суворовских училищ России.)
Появление иконы святого Серафима можно считать началом возрождения православного храма в стенах училища. Патриот Отечества, по уверению зав. библиотекой Ольги Сильченко, за ценой не постоят. В частности, известный меценат барон Эдуард Фальц-Фейн, внук директора пажеского корпуса (1900 - 1906 гг.) генерал от-инфантерии Н. А. Епанчина, сообщил, что дает на это благое дело 40 тысяч долларов.