К сожалению ваш браузер не поддреживает (либо работает с отключенной) технологией JavaScript, что не позволит вам использовать функции, которые критичны для правильной работы нашего сайта.

Включите, пожалуйста, поддержку JavaScript если она была отключена или используйте современный браузер если ваш текущий браузер не поддерживает JavaScript.

Глава 19.
Церковь наставляющая

Проведенная инспекция позволила установить формальные церковные порядки, но Лютер прекрасно осознавал, что силой светской власти невозможно утвердить дух Церкви. Истинно христианская Церковь есть воздействие Слова, которое передается всеми доступными средствами. Еще в прежние годы Лютер ощутил необходимость перевести Писание с языков оригинала на разговорный немецкий. Необходимо было также составить материалы для обучения молодежи. Следовало пересмотреть церковную службу, чтобы после устранения католических искажений она содействовала просвещению народа. Надлежало поощрять общинное пение - как для вдохновения, так и для обучения. Таким образом, налицо была нужда в переводе Библии, новых катехизисе, литургике и сборнике гимнов. И все это предстояло сделать Лютеру.

Перевод Библии

Для перевода Библии Лютер использовал свое вынужденное пребывание в Вартбурге. Тогда за три месяца он перевел весь Новый Завет. Очередь Ветхого Завета настала позднее. Перевод Библии на немецкий язык можно считать величайшим из всех достижений Лютера. К сожалению, лютеровская Библия знакома только тем, кто знает немецкий язык, поскольку каждый народ имеет собственный прямой перевод Библии. Невозможно переоценить значение лютеровского перевода для немцев. Он одним махом перечеркнул тысячелетнюю традицию. Переводы Писания на немецкий язык делались и до Лютера. Свое начало они берут от самых ранних переводов на готский, сделанных Ульфиласом. Некоторые части Библии переводились даже не с латинской Вульгаты, а с еврейского или греческого. Но ни один из этих переводов не мог сравниться с лютеровским по величественности и богатству языка, естественности и религиозной глубине. «Я попытался, - говорил Лютер, - сделать Моисея до такой степени немцем, чтобы никто и заподозрить не мог, что он еврей».

В качестве основы был избран диалект немецкого языка, который использовался в качестве юридического в княжестве Саксонском. Лютер обогатил его заимствованиями из многих других немецких диалектов, с которыми он познакомился во время своих путешествий. Перевод продвигался необычайно трудно. Первый вариант не удовлетворил Лютера. Впервые перевод Нового Завета был издан в сентябре 1522 года, но редактировал его Лютер вплоть до своей смерти в 1546 году. Последней печатной страницей, на которую он смотрел, была правка последней редакции Нового Завета. К переводу Ветхого Завета Лютер приступил после возвращения из Вартбурга. Полный перевод всей Библии появился лишь в 1534 году. И вновь Лютер постоянно исправлял и улучшал его, работая вместе со своими сподвижниками.

Порой Лютеру удавалось добиться наиболее точного перевода с первого раза. Иногда же приемлемый результат достигался лишь с огромным трудом. В таком случае вначале Лютер делал буквальный перевод, сохраняя при этом порядок слов оригинала. Далее он рассматривал каждое слово отдельно, подыскивая для него все возможные синонимы. Из них Лютер отбирал те, которые не только наилучшим образом передавали смысл, но и сохраняли при этом ритм оригинала. Затем он откладывал то, что у него получилось, в сторону и переводил текст заново, на этот раз стремясь наилучшим образом передать его дух. И, наконец, требовалось свести воедино наиболее точный и наиболее свободный варианты. Иногда ему не хватало терминов, и тогда Лютер занимался поисками слов. Для того чтобы подыскать названия для драгоценных камней в 21-й главе Откровения, он исследовал дворцовые сокровища Саксонского княжества. Чтобы найти названия для упоминаемых в Библии монет, он обратился к нумизматическим коллекциям Виттенберга. Когда настала очередь описать жертвоприношения, о которых повествует Книга Левит, и Лютеру понадобились термины для обозначения внутренностей козлов и тельцов, он не раз ходил на бойню, чтобы расспросить мясников. Большие трудности возникли с переводом названий птиц и зверей, упоминаемых в Ветхом Завете. Лютер писал Спалатину:

«У меня не возникает сложностей относительно ночных птиц - совы, ворона, филина, неясыти, совки, а также хищников - ястреба, сокола, коршуна и пустельги. Я вполне способен совладать с волом, косулей и серной, но как мне быть, черт меня подери, с тарагелафусом, пигаргусом, ориксом и камелопардом [названия животных в Вульгате]?»

Другой сложностью был перевод идиом. Лютер твердо придерживался точки зрения, что идиому одного языка необходимо переводить аналогичной идиомой другого. Он презрительно отзывался о переводе Вульгаты: «Приветствую тебя, Мария, полная благодати?» - «Какой немец поймет это в буквальном переводе? Он знает, что такое кошелек, полный золота, или что такое полный пива бочонок, но как ему представить себе девушку, полную благодати? Я предпочел бы сказать просто: «Liebe Maria». Какое слово может быть богаче слова «liebe»?

Это, несомненно, звучное слово, но значение его не совсем то же самое, что «наделенная благодатью», и Лютер не использовал liebe в своем окончательном варианте перевода. Перед переводчиком возникает проблема: должен ли он всегда искать свое, национальное слово, которое может иметь особый, местный оттенок значения? Если француз назовет центуриона жандармом, а немец сделает из прокуратора бургомистра, то Палестина сразу же сместится на запад. Именно это отчасти и произошло в переводе Лютера. Иудея была перенесена в Саксонию, а дорога из Иерихона в Иерусалим проходила тюрингскими лесами. Используя нюансы и оттенки значений, Лютер придавал тексту особый местный колорит. Когда Лютер читал: «Вот река, и потоки ее веселят град Божий», перед взором его возникал средневековый город с его стенами и башнями, окруженный рвом, по которому, конечно же, весело бежит ручей, оживляя мрачные берега.

То, что невозможно было передать словом, дополняли иллюстрации. Лютеровские Библии были щедро иллюстрированы. Особенно это относится к началу Ветхого Завета и к книге Откровения в Новом Завете. В Германии сложилась традиция иллюстрировать лишь эти части Библии. Евангелия и Послания украшаются лишь начальными буквами. Причины этого непонятны. Безусловно, не было никаких препятствий к тому, чтобы проиллюстрировать Евангелия. Достаточно лишь взглянуть на дюреровскую «Жизнь Марии», или на гравюры, изображающие страсти Господни, или на картины Христа-младенца Шонгауэра. В рамках упомянутых ограничений Библия Лютера была иллюстрирована щедро. В различных прижизненных ее изданиях насчитывается около пятиста гравюр. Нельзя сказать, что это были лучшие образцы искусства, но они действительно германизировали Библию. Моисея и Давида вполне можно было спутать с Фридрихом Мудрым и Иоганном Фридрихом.

Иллюстрации следующих друг за другом изданий лютеровской Библии, которые сделаны разными художниками - от Кранаха до Лембергера, интересны своим развитием. Можно сказать, что мы наблюдаем переход от Ренессанса к барокко. Сравните, как художники трактуют борьбу Иакова с Ангелом. У Кранаха гармонично использовано пространство. Персонажи изображены на красочном фоне. Лембергер же подчеркивает динамику и напряжение борьбы - даже деревья у него участвуют в схватке.

К сожалению, иллюстрации к Откровению оказались излишне злободневны. Слишком велико было искушение отождествить папу с антихристом. В первом издании Нового Завета, которое вышло в сентябре 1522 года, женщина в пурпуре, восседающая, на семи холмах, изображена в папской тиаре. В тиаре же предстает и великий дракон. Зверь, восстающий из бездны, облачен в монашескую сутану. В падшем Вавилоне можно легко узнать Рим. Безошибочно различаются Бельведер, Пантеон и Кастело де Сан-Антонио. Герцога Георга эти гравюры привели в такую ярость, что он направил бурный протест Фридриху Мудрому. Как следствие, в издании, вышедшем в декабре 1522 года, тиары на гравюрах превратились в безобидные венцы с одной короной, остальные же детали не подверглись изменениям. Фактически они остались незамеченными, так что Эмсер, католический оппонент Лютера, заимствовал фрагменты гравюр Кранаха для иллюстрации собственного издания Библии. В Новый Завет издания 1530 года Лютер включил пояснение относительно того, что жабы, выходящие из уст дракона, - это его противники, Фабер, Экк и Эмсер. В полном издании Библии, которое вышло в 1534 году, после смерти Фридриха Мудрого, гравюры были переделаны и папские тиары восстановлены.

Доктринальные проблемы перевода

Наибольшая трудность при переводе заключалась не в том, чтобы сделать библейские сцены наглядными, но в том, чтобы передать дух и идеи Библии. «Искусством перевода наделен не всякий. Оно требует истинно набожного, верного, усердного, богобоязненного, опытного и мудрого сердца». Лютер не счел нужным добавить, что искусство перевода требует также немалых познаний. Однако Лютер по-своему понимал Библию, и это в определенной степени влияло на все, что он сделал и что оставил незавершенным. Он не пытался хоть в какой-то степени сгладить расхождения, поскольку встречающиеся в Писании обычные ошибки не тревожили его. Иногда он говорил о том, что каждая йота Священного Писания священна, иногда же демонстрировал полное равнодушие к таким серьезным огрехам, как неверное цитирование Ветхого Завета в Новом Завете. Для него Библия и Слово Божье не были понятиями строго тождественными. Слово Божье - это искупительная работа Христова, которая обрела конкретные формы в Писании, когда Бог во Христе облекся в человеческую плоть. Поскольку же, воплотившись в человека, Христос обрел все особенности человеческого характера, то Писание, будучи средством передачи Слова, не избавлено от всех присущих человеку недостатков. Поэтому Лютер не испытывал ни малейшего искушения исправлять цитаты из пророков в Евангелии для того, чтобы они соответствовали тексту Ветхого Завета. Точно так же не пытался он согласовать и предсказания об отречении Петра с рассказом о фактическом отречении.

Когда же речь шла о вопросах вероучения, дело обстояло совсем иначе. Лютер прочитывал Новый Завет в свете слов Павла о том, что праведный жив будет верою, но не делами закона. От Лютера не ускользнуло то, что мысль эта звучит в Новом Завете по-разному, а в Послании Иакова даже как бы и отрицается. Поэтому в своем предисловии к изданию 1522 года Лютер называет Послание Иакова «соломенным посланием». Однажды Лютер заметил, что отдал бы свой докторский берет тому человеку, который сумеет примирить Иакова с Павлом. Но при этом он не пытался изъять Послание Иакова из канона Писания. В конце концов он сам заслужил собственный берет, найдя решение этой проблемы. «Вера, - писал он, - дело живое и беспокойное. Она не может быть застывшей. Не делами мы спасаемся; однако же, если дел нет, значит, что-то неладно с верою». Таким образом, он просто истолковал Иакова, применив к нему идеи Павла. Результатом этого было возникновение в Новом Завете иерархии ценностей. На первое место Лютер поставил Евангелие от Иоанна, за ним следовали послания Павла и Первое послание Петра, затем три остальных Евангелия, а Послание к Евреям, послания Иакова, Иуды и Откровение занимали второстепенное место. Лютер с сомнением относился к Откровению из-за неясности этой книги. «Откровение должно открывать», - говорил он.

Подобные взгляды влияли на перевод, но незначительно. Кое-где, однако, явно просматривается чрезмерное увлечение Павлом. Можно привести известный пример, когда Лютер перевел «оправдание верой» как «оправдание одною лишь верой». Когда его попрекнули подобной вольностью, он ответил, что переводил не слова, но идеи и что дополнительное слово необходимо в немецком переводе для того, чтобы в полной мере передать смысл оригинала. Ни в одной из тех редакций своего перевода, которые Лютер сделал при жизни, он не отказался от этого слова - «одною». В другом случае Лютер проявил большую гибкость. В 1522 году он перевел греческое выражение «делами закона» как «заслугами дел». В 1527 году Лютер восстановил изначальное значение. Сделать ему это было, вероятно, нелегко. Лютер был честным тружеником, и все последующие редакции Нового Завета отличает все большая и большая близость к оригиналу. В то же время встречались места, где особые взгляды Лютера приводили не то чтобы к неточности, но к появлению специфических нюансов в переводе. Благословение: «И мир Божий, который превыше всякого разумения» Лютер перевел так: «И мир Божий, который превосходит всякий разум». В сущности, ставить под сомнение точность перевода здесь нет оснований. Лучше было бы сказать: «который выходит за пределы всякого разумения», но убежденность Лютера в неспособности человеческого разума исследовать небесное была столь велика, что в этом тексте он видел лишь подтверждение своей точки зрения.

Если Новый Завет был для Лютера книгой Павла, то Ветхий Завет представлялся ему книгой христианской. Отменен был лишь церемониальный закон евреев. Нравственный закон сохранил свою ценность, поскольку он соответствует закону природы. Однако куда важнее этики было богословие. Ветхий Завет предвосхитил драму искупления. Адам явил пример оставленного человека. Ной ощутил силу гнева Божьего, Авраам был спасен верою, а Давид испытал покаяние. Предсущий Христос осуществлял Свою миссию через Ветхий Завет, говоря устами пророков и псалмопевцев. Наглядное свидетельство христологического истолкования Ветхого Завета во времена Лютера обнаруживают иллюстрации к его Библии. Из сотен гравюр единственная, изображающая рождение Христа, встречается не в евангелиях, что естественно было бы ожидать, но на титульной странице Книги Иезекииля. Прочитывая Ветхий Завет таким образом, Лютер не мог избежать христианизации оттенков значения слов. «Милость Господня» превратилась в «благодать»; «Избавитель Израиля» стал «Спасителем»; «жизнь» переводилась как «жизнь вечная». Вот почему Бах имел причины считать 15-й псалом Пасхальным гимном.

Наибольшие вольности при переводе Лютер позволял себе в Псалтири, поскольку здесь он чувствовал себя совершенно свободно. Псалмы отражали ту духовную борьбу, которую он испытывал непрестанно. Невозможно было исключить знаменитые слова его Anfechtungen [искушения]. Там, где английский перевод псалма 89 говорит о «тайных грехах», у Лютера мы читаем «нераспознанные грехи». Лютер размышлял о том, как, пребывая в монастыре, он тщетно пытался припомнить каждое свое дурное деяние, чтобы можно было покаяться в нем и получить прощение. Там, где английский перевод гласит: «Научи нас так исчислять дни наши, чтобы нам обрести сердце мудрое», Лютер без всяких околичностей переводит: «Научи нас так размышлять о смерти, дабы могли мы обрести мудрость».

Лютер настолько глубоко прочувствовал псалмы, что даже улучшил их. Иногда в оригинале переходы резки, а смысл не всегда очевиден. Лютер упрощал и прояснял. Работая над текстом, который отражал его духовные метания во время ночных бдений, Лютер почувствовал, что имеет право перефразировать его. Вот как он трактует псалом 72:

«Сердце мое поражено, и кости мои изнемогают, глупец я и невежда, зверю я подобен пред Тобою. Но я навек пребуду с Тобою. Ты держишь меня десницею Своею и руководишь мною советом Своим. В конце Ты увенчаешь меня славою. Если бы имел я это, не просил бы я ничего ни на небе, ни на земле. Когда плоть и душа моя изменяют мне. Ты остаешься навеки Богом моим, утешением сердца моего и частью моей».

Библия в переводе Лютера представляла собой великий инструмент обучения. Но одной ее было недостаточно ни для детей, ни для взрослых, почти повсеместно крайне невежественных. Детей следовало учить в церкви, в школе и дома. А для этого пасторы, учителя и родители должны предварительно получить образование сами. Этим объясняется стремление Лютера заменить католическую школу муниципальной, которая давала бы всестороннее образование, включая и религиозное. «Писание невозможно понять, не зная языков, - утверждал Лютер, - учить же языки можно лишь в школе. Если родители не могут отпускать детей на целый день, пусть дети проводят в школе хотя бы несколько часов. Готов биться об заклад, что в половине Германии можно насчитать не более четырех тысяч школьников. Хотелось бы знать, откуда мы будем брать пасторов и учителей через три года?»

Катехизис

Однако недостаточно было дать образование родителям и подготовить пасторов и учителей. Они, в свою очередь, также должны иметь под рукой религиозную литературу, предназначенную для детей. Опыт средневековья в этом отношении помогал мало, поскольку катехизисы писались лишь для взрослых. Гуманисты положили начало становлению детской религиозной литературы такими трудами, как «Диспуты Эразма». У богемских братьев также имелся детский вопросник. Но этого было недостаточно, и без всякого преувеличения можно сказать, что именно Реформация впервые создала модель религиозной литературы для молодежи. Будучи чрезвычайно занят, Лютер пытался поручить это дело своим сподвижникам, и они ревностно взялись за его выполнение. За те семь лет, которые прошли между возвращением Лютера в Виттенберг и появлением его катехизиса, сподвижники Мартина написали столько, что в современных репринтных изданиях эта литература составляет пять объемных фолиантов.

Подход их, по большей части, отличался примитивной простотой. В сжатом виде их сочинения строились по такой схеме: «Ты плохой ребенок. Ты заслуживаешь вечного наказания в аду. Но поскольку Бог наказал вместо тебя Своего Сына Иисуса Христа, тебя можно простить, если ты будешь чтить Бога, любить Его и слушаться Его». Это «если» вызывало тревогу у Лютера, поскольку таким образом возрождалось католическое понимание сущности наказания и прощения, восстанавливалась роль заслуг человека. Даже Меланхтон перебарщивал с нравоучениями, поскольку его наставление было компиляцией, соединявшей этические наставления Нового Завета с сентенциями языческой мудрости. Одни катехизисы противопоставляли внутреннее содержание Писания внешнему его выражению, другие даже спиритуализировали таинства. Иными словами, составление катехизиса взяли в свои руки радикалы! Настала пора Лютеру приняться самому за выполнение этой задачи.

В 1529 году он написал два катехизиса: «Большой катехизис» для взрослых, в котором много внимания уделялось вопросам брака, что делало его мало подходящим для детей; и «Малый катехизис» для детей. В основу обоих были положены пять основных положений вероучения: Десять заповедей как зеркало греха; Апостольский символ веры как возвещение о прощении; молитва «Отче наш» как выражение принятия милости и два таинства - крещения и Вечери Господней как способы приобщения к благодати.

В «Большом катехизисе» все вопросы излагались достаточно полно, а повествование иногда приобретало полемическую тональность. Повеление поклоняться только Господу предоставляло возможность осудить католический культ святых. Разделы, посвященные таинствам, позволяли опровергнуть позиции религиозных экстремистов. «Малый катехизис» лишен какой бы то ни было полемичности и представляет собой непревзойденное свидетельство веры. Повествуя о смерти Христа, Лютер подчеркивает не заместительное наказание, но победу над силами тьмы.

«Я верую в Иисуса Христа... Который, когда я пал и был осужден, спас меня от всякого греха, от смерти и от власти дьявола - не золотом или серебром, но Своею собственной драгоценной святой кровью, Своим безгрешным страданием и Своею смертью, дабы я мог пребывать с Ним и жить в Его Царстве, и служить Ему вовеки в благости, безгрешности и счастье, как и Сам Он восстал из мертвых, и живет, и властвует вовеки. Сие есть истина».

По словам Лютера, он бы только радовался, если бы исчезли все его труды, за исключением ответа Эразму и катехизиса.

«Не следует думать, что катехизис есть нечто незначительное, что можно наспех прочесть и отложить в сторону. Даже будучи доктором, я должен поступать подобно ребенку, повторяя слово за словом каждое утро и всякий раз, когда есть время, «Отче наш», и Десять заповедей, и Символ веры, и псалмы. Умники же, о которых я упоминал, желают, прочтя все это один лишь раз, стать докторами из докторов. Поэтому страстно хочу я убедить сих мудрецов, что не такие уж великие они ученые, как о себе помышляют. Углубленность в Слово Божье помогает противостоять миру, плоти, дьяволу и всяким дурным помыслам. Вот та истинная святая вода, которой надобно изгонять дьявола».

Лютер стремился к тому, чтобы использовать катехизис в церкви в качестве основы для проповедей. Прежде всего, однако, он предназначался для домашнего чтения. Глава семьи должен проверять знание катехизиса у детей, а также слуг не реже одного раза в неделю. Если дети не выучили положенного, их следует оставить без обеда; если нерадивость в изучении проявили слуги, их надобно уволить.

Катехизисы были иллюстрированы затейливыми гравюрами, изображавшими соответствующие библейские сцены. Слова: «Я верую в Бога Всемогущего», конечно же, уместно сопроводить картиной, изображающей творение. «Да святится имя Твое» сопровождалось изображением проповеди. «Помни день субботний» - группа верующих в церкви, а поодаль человек собирает хворост. Лютер, однако, не был твердым субботником. Кстати говоря, и гравюры подбирал не он. Чрезвычайно скромной была гравюра, сопровождавшая шестую заповедь, - Давид с гуслями засмотрелся на Вирсавию, омывающую ноги. Завершать час изучения катехизиса Лютер рекомендовал пением псалма или гимна.

Литургия

Другим огромным вкладом Лютера был пересмотр порядка церковного служения. Первоначально он сделал это с целью восстановления чистоты богослужения, а затем - чтобы использовать служение для обучения членов общины. Еще в Вартбурге Лютер осознал, что порядок церковного служения нуждается в срочных изменениях. Он всецело одобрял первые инициативы Карлштадта. В то же время сам Лютер был в этих вопросах весьма консервативен. Он стремился, чтобы изменения в мессе, которую он так любил, были минимальны, новое заключалось в том, чтобы исключить всякие упования на человеческие заслуги. В 1523 году Лютер взял на себя задачу произвести минимально возможные изменения, которые насущно необходимы с точки зрения реформаторского вероучения. Свою работу Formula Missae он написал по-латыни. Канон о мессе исчез, поскольку в нем был раздел, в котором шла речь о приношениях. Лютер вновь восстановил первостепенную значимость, которую придавала ранняя Церковь Вечере Господней как акту выражения благодарности Богу и единения через Христа с Богом и друг с другом. Эта первая лютеранская месса была исключительно актом богопоклонения, в котором истинные христиане совместно участвовали в восхвалении и молитве, укрепляясь духовно.

Но очень скоро Лютер пришел к пониманию того, что акт богопоклонения для многих христиан невозможен без дополнительного объяснения. Церковь объединяла верующих в общину, а община состояла из жителей Виттенберга и крестьян близлежащих деревень. Что могут понять эти крестьяне из его ревизии латинской мессы? Безусловно, перемена была очевидной, когда прихожанам стали давать вино и хлеб. Они могли заподозрить, что произошли какие-то изменения, когда из мессы были убраны непонятные эпизоды. Но поскольку служение все так же совершалось на чужом для верующих языке, то вряд ли они ощутили, что из обряда исчезла идея приношения. Поэтому месса должна совершаться на немецком языке. Другие реформаты пришли к этому выводу раньше Лютера, и Мюнцер подготовил немецкий вариант, который полностью устраивал Лютера до тех пор, пока он не узнал, что его автором является Мюнцер. Постепенно Лютер пришел к заключению, что пересмотром порядка церковного служения ему придется заняться самому. В 1526 году он предложил текст мессы на немецком языке.

Вся месса была переведена на немецкий язык, за исключением рефрена на греческом: «Кири элейсон». Основные элементы служения остались без изменений. Когда в 1536 году Виттенберг посетил привыкший к у прощенному порядку служения швейцарец, у него сложилось впечатление, будто лютеране сохранили многие элементы католичества: коленопреклонение, одеяния, повороты поочередно то к алтарю, то к общине, расположение аналоя и алтаря в противоположных углах. Даже обряд поднятия символов сохранялся вплоть до 1542 года. Для Лютера все это представлялось несущественным. Он не стремился заменить старую обрядность новой, допуская в вопросах литургики широту и значительное разнообразие. Главное заключалось в устранении канона мессы как из немецкого, так и из латинского ее вариантов. Его заменило простое приглашение к причащению. С устранением канона более важное место заняли Евангелие и Послание; слова установления произносились по-немецки; проповедь приобрела большую значимость; объявления зачастую занимали столько же времени, сколько и проповедь. Церковь, таким образом, превращалась не только в дом молитвы и восхваления, но и в учебную аудиторию.

Музыка

Наиболее значительные перемены в литургии были связаны с музыкой. Перемены коснулись трех элементов: пения с запевом священника; хоралов, исполняемых хором, и исполнения гимнов общиной. Лютер намеревался изменить все три. Не считая, себя искусным исполнителем, Лютер все же полагал, что способен вести и вдохновлять, поскольку умел играть на лютне и петь, хотя, с его точки зрения, и не так хорошо, как сочинять. В наше время среди специалистов нет единого мнения относительно того, к скольким своим гимнам Лютер написал музыку. Обычно ему приписывают десять гимнов. Безусловно, он умел сочинять простые мелодии, гармонизировать их и аранжировать. Но, помимо всего прочего, любовь Лютера к музыке была столь велика, что он умел вдохновлять. Он говорил:

«Музыка есть прекрасный и дивный дар Божий, который зачастую пробуждал меня и подвигал к радостям проповедования. Св. Августин испытывал угрызения совести всякий раз, когда замечал, что находит удовольствие в музыке, считая это грехом. Августин обладал изощренным умом, и, живи он в наше время, он согласился бы с нами. Я не люблю чудаков, не приемлющих музыку, поскольку она есть дар Божий. Музыка отгоняет дьявола и веселит людей; через нее они забывают всяческий гнев, непристойность, высокомерие и тому подобное. После богословия я поставил бы музыку на самое возвышенное место, воздавая ей высочайшие почести. Я не соглашусь променять свои скромные познания в музыке ни на что более великое. Опыт показывает, что после Слова Божьего одна лишь музыка достойна того, чтобы ее превозносили как хозяйку и повелительницу чувств человеческого сердца. Нам ведомо, что для дьявола музыка неприятна и невыносима. Сердце мое вскипает и переполняется, слыша музыку, столь часто освежавшую меня и избавлявшую от тяжких недугов».

Возможно, тот факт, что Дюрер был стар, а Лютер молод, когда каждый из них зажегся идеей реформы, в какой-то мере объясняет, отчего в немецком лютеранстве изобразительное искусство сыграло существенно меньшую роль в сравнении с выражением веры посредством музыки.

Перемены в музыкальной части литургии первыми затронули песнопение с запевом священника, в том числе Послание и Евангелие. Можно удивляться тому, что Лютер, с его страстным желанием сделать каждое слово Писания ясно слышимым и понятным, вовсе не упразднил музыку и не заменил ее обычным чтением. Ответ на этот вопрос дает архитектура церквей, в которых пропетые слова звучали более отчетливо, чем обычная речь. Но Лютер действительно сделал все возможное для того, чтобы слушающие понимали смысл. Для каждого слога использовалась лишь одна нота, а органное сопровождение не должно было заглушать слова. На протяжении всей службы орган использовался лишь антифонально. Нельзя было объединять слова из разных евангельских текстов, а семь слов, произнесенных Христом на кресте, нельзя было заимствовать из всех четырех Евангелий. Зная лютеранскую традицию, понимаешь, почему Бах написал «Страсти по св. Матфею». Драматическая окраска должна подчеркивать содержание. Григорианские хоралы, сопровождавшие Послание и Евангелие, отличались монотонностью, которую нарушало лишь понижение мелодии в конце. Лютер также ввел использование разных регистров для повествования евангелиста, для слов Христа и слов апостолов. Средний регистр он установил достаточно высоким, поскольку у него самого был тенор. Но при этом Лютер пояснил, что лишь дает рекомендации и что каждый служащий мессу священник должен изменить музыкальное сопровождение в соответствии со своими возможностями. Лады необходимо варьировать: шестой должен использоваться для Евангелия, поскольку Христос был исполнен радости; восьмой же - для Послания, так как Павел пребывал в более строгом состоянии духа. Эта терминология требует определенного пояснения. В наши дни существует множество тональностей и лишь два лада - мажор и минор. Интервалы во всех тональностях используются в строе С и сохраняются использованием стройных звуков альтерации в транспозиции. В XVI веке восемь ладов широко использовались с различными интервалами, образованными началом на каждой ноте октавы и подъемом без стройных звуков альтерации. Внимание, которое уделял Лютер всем этим аспектам музыкального сопровождения чтения из Писания на национальном языке проложило дорогу ораториям.

О той помощи, которую он получал при выполнении своей задачи, можно судить из рассказа его сподвижника Вальтера:

«Когда сорок лет назад Лютер исполнился стремления написать мессу на немецком языке, он обратился к курфюрсту Саксонии и герцогу Иоганну с просьбой направить в Виттенберг меня и Конрада Румпфа, дабы иметь возможность обсуждать с нами музыку и природу восьми ладов григорианского псалмопения. Он написал музыку для Посланий и Евангелий, равно как и слова установления истинного тела и крови Христовых. Пропев их мне, Лютер попросил высказать свое мнение о результатах его трудов. К этому времени я провел в Виттенберге уже три недели, которые прошли в обсуждении музыкального оформления Посланий и Евангелия. Много приятных часов мы наслаждались с ним совместным пением. Казалось, что пение не только не утомляет его, но он просто не может насытиться им. Кроме того, он всегда готов был красноречиво обсуждать проблемы музыки».

Вторым элементом, требовавшим перемен, были хоралы. Огромным подспорьем в этой работе стала традиция голландской полифонической религиозной музыки, которую Лютер ценил превыше всех других. В основу положена мелодия григорианского хорала, над которой три, четыре или более голосов взвивались затейливыми руладами в контрапункте. Сам Лютер в 1538 году в предисловии к посвященному музыке труду собрал воедино все похвалы музыке вместе с самым выразительным описанием голландского полифонического хорала из всех, когда-либо написанных: «Всем ценителям свободного музыкального искусства доктор Мартин Лютер желает благодати и мира от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа. Всем сердцем своим готов я превознести драгоценный Божий дар благородного музыкального искусства, однако не ведаю, с чего начать. Нет на земле ничего такого, что не имело бы своего звучания. Даже воздух невидимый производит звук, будучи рассекаемым плотным телом. Еще большее удивление рождает то пение, которое мы слышим среди зверей и птиц. Давид, будучи и сам музыкантом, с изумлением и радостью свидетельствовал о птичьем пении. Что же в таком случае сказать о голосе человеческом, с которым не может сравниться ничто? Тщетно пытались языческие философы объяснить, каким образом язык человеческий выражает помыслы сердца речью и пением, смехом и плачем. После Слова Божьего музыка достойна наибольшей хвалы, ибо она способна передавать все чувствования. Ничто на земле не обладает большей силою, которая может возвеселить печального и опечалить веселого, ободрить впавшего в уныние, смирить высокомерного, умерить безудержного или смягчить жестокого. Сам Дух Святой отдает дань музыке, когда свидетельствует о том, что злой дух удалился от Саула, когда Давид заиграл на своих гуслях. Отцы желали, чтобы музыка всегда преизобиловала в Церкви. Вот отчего в ней так много песен и псалмов. Сей драгоценный дар дан одним лишь людям, чтобы напоминать им, что сотворены они для того, чтобы восхвалять и возвеличивать Господа. Когда же музыка природная совершенствуется и обостряется искусством, мы с изумлением начинаем постигать великую и совершенную мудрость Божью, явленную в чудесном даре музыки, где один голос исполняет простую партию, а вокруг него поют три, четыре или пять других голосов, взвиваясь, кружась и чудесно украшая простую партию. Они подобны кадрили, исполняемой в небесах с дружескими поклонами, объятьями и кружением партнеров. Кто не видит в том невыразимого чуда Господня, воистину глупец и недостоин почитаться человеком».

По мнению Лютера, далеко не последним из всех достоинств музыки является отсутствие в ней противоречий. В пении он никогда не ощущал противоборства. Знаменитые полифонические хоралы Нидерландов были сочинены для католической церкви, однако это не мешало Лютеру любить их и заимствовать из них. Опять-таки, когда герцоги Баварии возненавидели Лютера до такой степени, что лишь факт получения письма от него грозил бедами человеку, находившемуся на их территории, Лютер тем не менее осмелился написать баварскому композитору Сенфлу: «Любовь, которую я испытываю к музыке, позволяет мне также надеяться, что письмо мое никоим образом не поставит вас под угрозу, ибо даже в Турции кто способен упрекнуть человека, любящего искусство и восхваляющего художника? Как бы то ни было, я возношу хвалу вашим баварским герцогам. Хотя они меня и не любят, но я чту их превыше всех других за то, что они ценят и поощряют музыку». Эразм стремился сохранить те европейские союзы, которые сложились в политике. Лютер стремился к тому же самому в музыке.

Для исполнения полифонического хорала необходим хор. Лютер с чрезвычайным усердием занимался подготовкой хоров. Георг Pay, регент герцога Георга и дирижер двенадцатиголосного хора, певшего во время Лейпцигского диспута, был приглашен в Виттенберг регентом и дворцового, и церковного хоров. Следует упомянуть также, что многие немецкие князья сами содержали хоры - они-то и были источником профессионально подготовленных певцов. Лютер весьма опечалился, когда Иоганн Фридрих из соображений экономии распустил хор, который издавна содержался щедрым Фридрихом Мудрым. Чтобы восполнить эту утрату, в городах были образованы хоровые общества и - что самое главное - организовано глубокое изучение музыки в школах.

Последняя и самая важная из музыкальных реформ касалась общинного пения. В средние века исполнение литургии почти полностью ограничивалось священником и хором. Участие общины состояло лишь в нескольких репликах на национальном языке. Лютер развил этот элемент до такой степени, что его можно считать родоначальником общинного пения. Именно в этой области его учение о священстве всех верующих обрело самые конкретные формы. Это был тот самый - единственный - аспект, в котором лютеранство явилось образцом демократии. Пели все. Определенные части литургии подверглись изменениям, превратившись в гимны, «Символ веры» и Sanctus. Вместо «Я верую» община пела «Мы веруем в Бога единого». Община пела о том, как пророк Исаия увидел превознесенного Господа, и возвысился, и услышал серафимов, говорящих: «Свят, свят, свят, Господь».

Сборник гимнов

Помимо всего прочего в 1524 году Лютер выпустил сборник из двадцати трех гимнов. Он был автором текстов, а отчасти, возможно, и композитором. Двенадцать из этих гимнов представляли собой свободное переложение латинских песнопений. Шесть гимнов были вариациями библейских псалмов. Собственные терзания Лютера и избавление от них вдохновили его на вольную трактовку псалмов, что позволило выразить в них сугубо личные переживания. Псалом «Из глубины взываю» превратился в песнопение «В нужде жестокой». Величайший гимн Реформации - «Могучая крепость» появился в более позднем издании песенника. Это чуть ли не единственный гимн, о котором достоверно известно, что его слова и музыка написаны Лютером. В нем ярче всего отразилась религиозность Лютера. В основу этого гимна положен латинский перевод 45-го псалма из Вульгаты. Нужно сказать, что в своей личной молитвенной жизни Лютер продолжал пользоваться латынью, на которой он взрастал. Еврейский текст этого псалма гласит: «Бог нам прибежище», в латинском варианте мы читаем: «Наш Бог - прибежище». Поэтому и Лютер начинает: «Могучая крепость есть наш Бог». Хотя 45-й псалом прост, необычайно свободная лютеровская переработка насыщает его многочисленными иллюзиями на Послания Павла и Апокалипсис. Очень точные сильные слова выражают все торжественное величие зрелища готового к битве воинства небесного. До самого конца гимна обертоны передают напряжение космической борьбы, в которой Господь Бог Саваоф поражает князя тьмы и отмщает святых мучеников.

Лютеровский народ учился петь. В течение недели проводились репетиции для всей общины. Дома семье также рекомендовалось петь вместе после окончания часа изучения катехизиса. По свидетельству некоего иезуита, «своими гимнами Лютер погубил больше душ, нежели проповедями». О том, как гимны распространялись в народе, говорят следующие выдержки из хроник города Магдебурга:

«В день св. Иоанна между Пасхой и Пятидесятницей в городе появился старый ткач. Через городские ворота он прошел к памятнику кайзеру Отто, где принялся продавать гимны, одновременно при этом распевая их для народа. Возвращавшийся с ранней мессы бургомистр, узрев толпу, спросил у одного из своих слуг, что происходит. «Вон там стоит старый плут, который поет и продает гимны еретика Лютера», - ответствовал тот. Бургомистр приказал схватить старика и бросить в тюрьму, но вмешались, двести граждан, и тот был освобожден».

Среди гимнов, которые распевал старик на улицах Магдебурга, был и лютеровский Aus tiefer Not:

К Тебе взываю в жестокой нужде.

О, Боже, внемли мне.

В тревоге своей я молю о заботе.

Приди ко мне, Отец мой.

Если пожелаешь Ты взглянуть

На сотворенные мною беззакония,

Как смогу я устоять пред Тобою?

Лишь у Тебя благодать несказанная,

Прощение вечное.

Не можем мы предстать пред лицом Твоим,

И добрые дела не помогут нам.

Нет человека, что мог бы с похвальбой приблизиться к Тебе.

Все живое трепещет в страхе.

Лишь благодатью Твоей спасаются они.

А посему на Бога лишь я уповаю,

Свои притязанья оставив.

В Него, единственно в Него я должен веровать,

И лишь на благодать Его надежды возлагать.

Он мне дает Свое обетованье

И утешенье в том, что слышал я.

На сем стоять я буду вечно.

МАРТИН ЛЮТЕР ПЕРЕВОДИТ БИБЛИЮ

Перевод Библии Лютером и Реформация оказались революционным моментом в победном шествии великой книги. До Лютера существовало восемнадцать Библий, напечатанных на немецком языке. Но они изобиловали столькими огрехами, что не получили широкого распространения. Чтение Библии затрудняло также то обстоятельство, что во времена Лютера не было еще единого немецкого языка, страна говорила на множестве разнообразных диалектов. Гений Мартина Лютера помог преодолеть все препятствия. После рейхстага в Вормсе Лютеру пришлось скрыться в Вартбурге. Вынужденную бездеятельность великий реформатор использовал для перевода Нового Завета и сделал его за неимоверно короткий срок - с декабря 1521 г. до марта 1522-го. А в сентябре 1522 года переведенный им Новый Завет был напечатан у Мельхиора Лоттата в Виттенберге. Его называют Сентябрьский Завет. 5000 экземпляров распродались мгновенно, и уже в декабре того же года вышло в свет второе, переработанное издание (Декабрьский Завет). С 1522 по 1533 гг. Лютер осуществил семнадцать изданий.

Больше времени потребовалось для перевода Ветхого Завета. Лютер сделал его вместе с Филиппом Меланхтоном за пять лет: (1529-1534). В «Послании о переводе» он рассказывает, с какими трудностями приходилось сталкиваться обоим мужам: «Довольно часто случалось, что мы в течение двух, трех, даже четырех недель разыскивали и расспрашивали об одном единственном слове, и иногда так и не находили ответа».

В сентябре 1534 года появилась, наконец, первая Виттенбергская Библия, изданная на немецком литературном языке и напечатанная у Ганса Люфта. Спрос на перевод Лютера был настолько велик, что до его смерти в 1546 году вышло тринадцать изданий, каждый раз заново просматриваемых и улучшаемых Лютером и его друзьями. Виттенбергский книгопечатник Ганс Люфт с 1534 по 1584 год напечатал примерно 100000 Библий - величайшее достижение для своего времени! Библия Лютера перепечатывалась в четырех местах за пределами Виттенберга.

В основу своего перевода Лютер положил «саксонский канцелярский язык», и это было хорошим выбором. Он стремился писать так, чтобы текст легко понимался простым народом. «Нужно расспрашивать мать в доме, детей на улице, простого человека на рынке, смотреть им в рот, как они говорят, и так же переводить. Тогда они понимают, что с ними говорят по-немецки», - объяснял Лютер в «Послании о переводе».

Способность глубоко проникаться содержанием Писания и хорошее чувство языка, свойственные Лютеру, сделали Библию народной книгой в Германии, что решающим образом способствовало возникновению в стране единого литературного языка. Насколько сильно повлияла Библия Лютера на жизнь людей, культуру, литературу и искусство показывает, среди прочих, тот факт, что 705 расхожих ныне крылатых слов имеют Библейское происхождение: 368 слов из Ветхого Завета и 337 из Нового Завета (по Бюхману). Кто сегодня каждый раз не вспоминает, что он цитирует Библию, когда говорит, что его пробрало «до составов и мозгов» (Евреям 4:12), что хочет «умыть руки в невинности» (Матфей 27:24) или «поражен слепотою» (Бытие 19:11; 4-Царств 6:18), что «как бы чешуя отпала от глаз» (Деяния 9:18) или хотел бы «излить свое сердце» (1-Царств 1:15; Псалом 61:9), или что он написал «письмо длиною в локоть» (Захарии 5:2)?!

Глубоко народный язык Лютера, ученость автора перевода обеспечили его произведению необычайный успех. Но не они одни. Мартин Лютер на самом себе ощутил силу Евангелия. Его вера и глубокое благочестие жили Словом Божьим. Не только разумом выстраивал Лютер фразы! Слово Божье передавал дальше тот, кто сам воодушевился им!

Новый Завет Лютера был сердечно принят и в Швейцарии, где вели Реформацию Цвингли и Кальвин. В этой стране тоже брались за перевод Библии. И прежде чем Лютер закончил перевод Ветхого Завета на немецкий, вышла в свет «Цюрихская Библия», которая и для наших дней представляет величайшую ценность. Последующие переводы, осуществленные представителями различных народов, опираются, в основном, на Библию Лютера.

2.3 Немецкая Библия Мартина Лютера

Немецкий гуманист, один из «отцов» реформации - Мартин Лютер (1483-1546) - по праву может считаться и отцом современного немецкого языка. Историки немецкого языка полагают, что роль Лютера для становления и развития немецкого языка столь же велика, как и роль Цицерона для латинского. Основным детищем Лютера-филолога стал перевод Библии на немецкий язык.

В 1522 г. в Виттенберге выходит в свет Новый Завет - перевод на немецкий язык, сделанный Лютером (Das Neue Testament Teutsch). Работа над переводом заняла лишь три месяца. Зато последующий перевод Ветхого Завета затянулся на многие годы. Полный перевод Библии вышел лишь в 1534 г. Естественно, Лютер работал над переводом не один. В Виттенберге сформировалось что-то наподобие «переводческого цеха», главным мастером которого был Лютер. Ему помогали его друг и последователь Меланхтон и другие эрудиты, специалисты в греческом, древнееврейском и латинском языках и в интерпретации библейских текстов.

Главным в оценке переводческого труда Лютера является не то, что он сумел сделать новый перевод Библии, а то, каким языком он его перевёл.

Цель этого нового перевода состояла в том, чтобы дать современникам текст Библии на понятном им языке, на котором они каждодневно общались между собой.

Лютер в известной степени продолжает традицию Иеронима в переводе текстов Священного Писания - переводить не слова, а смыслы. В своей работе над переводом Библии он видит много общего с тем, что пришлось испытать Иерониму. Прежде всего это постоянная необходимость разъяснять невежественным церковникам смысл своих переводческих решений. В своём знаменитом «Послании о переводе» Лютер сравнивает себя с Иеронимом: «Так было и со святым Иеронимом: когда он переводил Библию, хозяином ему был весь свет, лишь он один ничего не понимал в своём деле, а судили о труде доброго мужа те, кто недостоин был даже чистить его туфли». Объединяет Лютера с Иеронимом и то, что оба переводчика Библии изложили свои взгляды на перевод в форме посланий, стараясь объяснить современникам свою переводческую стратегию. И «Письмо Паммахию» Иеронима с подзаголовком «О наилучшем способе перевода», и «Послание о переводе» Лютера вошли в золотой фонд теоретических трактатов о переводе и позволяют нынешним переводчикам судить о том, какие проблемы приходилось решать их коллегам в прошлом.

В переводе Библии отражается концепция Лютера-реформатора. Одним из главных положений его духовной концепции было то, что единственным источником веры является Священное Писание, а также то, что каждый верующий должен иметь возможность свободно его интерпретировать.

На этой концепции и строится стратегия перевода: во-первых, сделать текст перевода содержательно верным и точным, максимально соответствующим тексту оригинала, а во-вторых, сделать его понятным, доступным каждому человеку.

Перевод Библии, сделанный под руководством Лютера, стал одним из мировых шедевров библейского перевода, повлиявшим на развитие переводческой практики не только в Германии, но и во всей Европе. Все последующие переводы Библии на немецкий язык опираются на версию Лютера, исправляя и дополняя его текст в соответствии с современным состоянием немецкого языка с современным научным знанием.

Этот перевод заложил основы общенемецкого национального литературного языка и стал литературным памятником первостепенного значения. Стремясь создать общий для всей нации немецкий язык, Лютер проделал огромную лингвистическую работу, разрабатывая нормы орфографии, фонетической транскрипции, упорядочивая грамматические формы. После выхода в свет лютеровской Библии немецкий язык стал все более уверенно отвоевывать позиции у латыни как язык научного общения и литературы.

Перевод Библии Лютером и Реформация оказались революционным моментом в победном шествии великой книги. До Лютера существовало восемнадцать Библий, напечатанных на немецком языке. Но они изобиловали столькими огрехами, что не получили широкого распространения. Чтение Библии затрудняло также то обстоятельство, что во времена Лютера не было еще единого немецкого языка, страна говорила на множестве разнообразных диалектов. Гений Мартина Лютера помог преодолеть все препятствия. После рейхстага в Вормсе Лютеру пришлось скрыться в Вартбурге. Вынужденную бездеятельность великий реформатор использовал для перевода Нового Завета и сделал его за неимоверно короткий срок — с декабря 1521 г. до марта 1522-го. А в сентябре 1522 года переведенный им Новый Завет был напечатан у Мельхиора Лоттата в Виттенберге. Его называют Сентябрьский Завет. 5000 экземпляров распродались мгновенно, и уже в декабре того же года вышло в свет второе, переработанное издание (Декабрьский Завет). С 1522 по 1533 гг. Лютер осуществил семнадцать изданий.

Больше времени потребовалось для перевода Ветхого Завета. Лютер сделал его вместе с Филиппом Меланхтоном за пять лет: (1529-1534). В «Послании о переводе» он рассказывает, с какими трудностями приходилось сталкиваться обоим мужам: «Довольно часто случалось, что мы в течение двух, трех, даже четырех недель разыскивали и расспрашивали об одном единственном слове, и иногда так и не находили ответа».

В сентябре 1534 года появилась, наконец, первая Виттенбергская Библия, изданная на немецком литературном языке и напечатанная у Ганса Люфта. Спрос на перевод Лютера был настолько велик, что до его смерти в 1546 году вышло тринадцать изданий, каждый раз заново просматриваемых и улучшаемых Лютером и его друзьями. Виттенбергский книгопечатник Ганс Люфт с 1534 по 1584 год напечатал примерно 100000 Библий — величайшее достижение для своего времени! Библия Лютера перепечатывалась в четырех местах за пределами Виттенберга.

В основу своего перевода Лютер положил «саксонский канцелярский язык», и это было хорошим выбором. Он стремился писать так, чтобы текст легко понимался простым народом. «Нужно расспрашивать мать в доме, детей на улице, простого человека на рынке, смотреть им в рот, как они говорят, и так же переводить. Тогда они понимают, что с ними говорят по-немецки», — объяснял Лютер в «Послании о переводе».

Способность глубоко проникаться содержанием Писания и хорошее чувство языка, свойственные Лютеру, сделали Библию народной книгой в Германии, что решающим образом способствовало возникновению в стране единого литературного языка. Насколько сильно повлияла Библия Лютера на жизнь людей, культуру, литературу и искусство показывает, среди прочих, тот факт, что 705 расхожих ныне крылатых слов имеют Библейское происхождение: 368 слов из Ветхого Завета и 337 из Нового Завета (по Бюхману). Кто сегодня каждый раз не вспоминает, что он цитирует Библию, когда говорит, что его пробрало «до составов и мозгов» (Евр. 4:12), что хочет «умыть руки в невинности» (Мф. 27:24) или «поражен слепотою» (Быт. 19:11 ; 4 Цар. 6:18), что «как бы чешуя отпала от глаз» (Деян. 9:18) или хотел бы «излить свое сердце» (1 Цар. 1:15 ; Пс. 61:9), или что он написал «письмо длиною в локоть» (Зах. 5:2)?!

Глубоко народный язык Лютера, ученость автора перевода обеспечили его произведению необычайный успех. Но не они одни. Мартин Лютер на самом себе ощутил силу Евангелия. Его вера и глубокое благочестие жили Словом Божьим. Не только разумом выстраивал Лютер фразы! Слово Божье передавал дальше тот, кто сам воодушевился им!

Новый Завет Лютера был сердечно принят и в Швейцарии, где вели Реформацию Цвингли и Кальвин. В этой стране тоже брались за перевод Библии. И прежде чем Лютер закончил перевод Ветхого Завета на немецкий, вышла в свет «Цюрихская Библия», которая и для наших дней представляет величайшую ценность. Последующие переводы, осуществленные представителями различных народов, опираются, в основном, на Библию Лютера.

Все, что я есть и могу дать, по Его милости и благодати…

М. Лютер «Послание о переводе»

Знаменитые девяносто пять тезисов, прибитые в 1517 году Лютером, тогда еще монахом-августинцем, к дверям собора в Виттенберге, посеяв раздор между богословами, подняли важнейший для того времени вопрос о посредничестве церкви в отношениях между человеком и Богом. Прямым следствием его трактовки Лютером яви­лась необходимость религиозного просвещения народа и доступность Священного писания как духовенству, так и мирянам. Нельзя, однако, утверждать, что идея создания немецкой Библии принадлежала одному только Лютеру. Библию переводили на немецкий и до него. Со времен создания Иоганном Ментелем в 1461 году в Страсбурге первой полной немецкой Библии до 1520 года было напечатано 14 верхненемецких и 4 нижненемецких перевода Библии. Наряду с этим существовало много переводов на немецкий язык отдельных библейских текстов и огромное количество преимущественно безымянных евангельских гармоний (Perikopenbücher), а также произведений дидактического характера . Однако именно благодаря Лютеру немецкий язык «пополнил ряд «свя­щенных» языков (древнееврейский, греческий, латынь), в форму кото­рых облекалось Священное Писание» , потому что только после Люте­ра можно было говорить о начале формирования не только новой христианской конфессии, но и единого немецкого языка. Ко времени Люте­ра первая немецкая Библия Ментеля имела больше недостатков, чем достоинств. Современник Лютера Иоганн Матезиус писал, что в юно­сти читал эту Библию, но нашел ее всего лишь онемеченной латынью Вульгаты, а также темной и мрачной .

Особенности средневекового перевода, которыми, очевидно, в той или иной степени обладали предшествовавшие лютеровской Библии другие переводы, стоит упомянуть особо. С развитием христианства текст стали воспринимать как святыню и, следовательно, изменилось (по сравнению с античностью) отношение к переводу. Слово воспри­нималось как образ вещи, слово было иконично, и задачей переводчика было найти этот образ, эту икону в языке перевода, единственно не­расторжимую связь между словом и вещью, и тогда все будет перево­димо. Знак один, но у разных народов он видится под разным углом зрения. Поэтому логичным для средних веков был буквальный пере­вод или, как его называл медиевист Буланин, «пословный принцип перевода». Таким образом, сформировались следующие основные черты средневекового перевода :

1. Иконичность восприятия слова объясняет стремление переводчика сохранить все возможное в оригинале и линейность перевода. Однако поскольку не всегда находилась «икона» в родном языке, возникали кальки, переводческая транскрипция (т.е. соположение фонем двух языков).
2. Переводчики-буквалисты не были наивными слепцами. Они создавали особый тип текста, главным критерием оценки которого была полнота соответствия доктрине. Важно было присутствие неизреченного в тексте. Непостижимость текста соответствовала трансцендентальности мировосприятия. Понятный полностью текст не признали бы, не было национальной специфики оригинала.
3. Парадоксальным образом наряду с иконичностью слова су­ществовала возможность замены реалий оригинала местными реа­лиями (например, в поэтическом переложении Библии на древнесак­сонский язык в девятом веке «Heliand» («Спаситель») пустыня, куда удалился Христос, была заменена лесом).
4. Переведенный текст мог перерабатываться; это связано с принципиальной анонимностью переводчика.
5. Доля переводимых текстов в Средние века составляла до 99 процентов (один процент - создавали сами представители данно­го народа), что предполагало общность текстовой культуры.

Сделать Библию понятной и доступной христианам означало для Лютера прежде всего сделать ее понятной немцам: язык для него был «ножнами, в которых находится лезвие духа» . Задача, которую он себе поставил, была не из легких - несмотря на развитие книгопечатания, немецкий народ, к которому обращался Лютер, был в основном неграмотен. Другое обстоятельство - обилие диалектов и условное деление страны на обширные языковые области - стало в свое время причиной появления нескольких вариантов перевода Библии и, как следствие, препятствием к становлению единого языка. Для Лютера была очевидна необходимость создания принципиально но­вого перевода Библии, позволявшего бы на простом, ясном и вдохно­венном, а главное, едином, немецком языке донести до народа Исти­ну, которая ранее если и была открыта, то только католическому ду­ховенству - в Вульгате.

В деле перевода Библии Лютер действовал как реформатор, отка­завшись взять за основу Вульгату. Прекрасное образование и собст­венная одаренность позволили ему дерзнуть переводить с древнеев­рейского и греческого. Взяв за основу орфографию и грамматику сак­сонской имперской канцелярии, Лютер начал с Нового Завета (не­зыблемость закона Ветхого Завета была в его понимании слишком тесно связана с непреложностью догматов католической церкви, по­этому обновление церкви следовало начинать с изучения Нового За­вета). Во время своего вынужденного пребывания в Вартбурге, укры­ваясь от преследований, в середине декабря 1521 г. он начал перево­дить и всего через одиннадцать недель закончил свой труд. В мае 1522 г. он взял готовую рукопись в Виттенберг и проработал текст со свои­ми сведущими в языках и богословии друзьями. В сентябре 1522 г. пе­ревод был уже напечатан и вошел в историю как «Сентябрьский за­вет» (Septembertestament). Популярность Нового Завета в переводе Лютера была столь велика, что он сразу же принялся за перевод Вет­хого Завета. Уже в 1523 -24 гг. были изданы первые переведенные части: Книга Иова, Псалтирь и Книга Притчей Соломоновых. Книги Пророков переводились с 1526 г. на протяжении нескольких лет. К 1534 г. Библия была переведена полностью и издана в Виттенберге. Перевод пользовался таким успехом, что еще за пять лет до заверше­ния его Лютером печатники из других городов самостоятельно до­полняли его Библию частями, переведенными другими. По меньшей мере пять таких комбинированных версий перевода уже продавались в Германии, прежде чем Лютер закончил переводить Книги Проро­ков. Защищая свое творение от искажений печатников (единствен­ное, в чем Лютер, боровшийся чуть ли не за каждое слово, был готов уступить им, была орфография, так как в то время не существовало единой орфографической нормы), он начал ставить на обложку Биб­лии свой знак - «розу Лютера» (Lutherrose).

Помимо печатников и издателей, побуждавших Лютера еще более внимательно относиться к языку и точности перевода, немаловаж­ную роль сыграла конкуренция со стороны католиков. В то время как Лютер развивал собственную традицию перевода, католические «бу­квалисты» («Buchstabilisten») или продолжали «онемечивать» Вульгату, или, как это попытался сделать в 1534 г. Иоганн Дитенбергер, ла­тинизировать уже лютеровский перевод, т.е. приблизить его ориги­нальную лексику и синтаксис к веками заучивавшемуся синтаксиче­скому строю Вульгаты. Критику своего перевода со стороны католи­ков Лютер переживал более чем болезненно и излил всю свою ярость против досужих критиканов, а таких было немало, в «Послании о пе­реводе» («Sendbrief von Dolmetschen») 1530 г.: «Я познал, какое это искусство и труд - перевод - на собственном опыте… Они же не про­бовали этим заняться. Если кому-то не нравится мой перевод, он мо­жет не обращать на него внимания, и пусть дьявол отплатит тем, кому не нравится мой перевод и кто критикует его без моего ведома и разре­шения. Если он [перевод] нуждается в критике, я сделаю это сам. Если же я этого не сделаю, пусть они оставят мой перевод в покое. Каждый из них может сделать перевод, который устроит его, - какое мне до этого дело? Писаки и паписты могут оскорблять меня, но верные хри­стиане вместе со Христом, их Господом, благословляют меня» .

Попытки критиков потерпели неудачу, сторонников Лютера ста­новилось все больше и больше, в том числе и потому, что, работая над синтаксисом и построением фразы, он в первую очередь стремился к тому, чтобы целые отрывки легко заучивались наизусть, что станови­лось возможным только если текст звучал вполне по-немецки. Одним из самых ярких примеров является изменение порядка слов в молит­ве Отче наш: Pater noster qui es in caelis в переводе Лютера стало Unser Vater im Himmel (Наш отец на небесах), что придало этому обращению простоту и даже некоторую простонародность. Во время Реформа­ции во многом благодаря Лютеру даже крестьяне и ремесленники на­чали учиться грамоте. В этом заключалась суть переводческого мето­да Лютера - выразить смысл древнееврейского и греческого текста по-немецки, так как, по Лютеру, «слова существовали для смысла, а не смысл для слов» .

Перевод Ветхого Завета представлял собой значительную труд­ность. Приблизительно в конце XV века благодаря гуманистам была заново открыта важность знания древнееврейского для интерпрета­ции текста Библии, и здесь Лютер пошел вслед за ними. Он ставил древнееврейский выше всех остальных языков: в 1524 г. в предисло­вии к Псалтири было написано: «Древнееврейский язык столь богат, что ни один другой не мог бы его должным образом заменить» . Книгу Иова, например, из-за особой возвышенности стиля, переводить было очень сложно, так как «язык ее столь могуч и великолепен, как никакой другой книги во всем Писании» . В своем «Послании о пере­воде» («Sendbrief vom Dolmetschen») 1530 г. Лютер свидетельствует, что, работая над Книгой Иова, он, его ближайший соратник Филипп Меланхтон и Матфей Аурогаллус могли четыре дня биться над тремя строчками . По степени сложности с Книгой Иова могла сравниться Псалтирь. Работа над Псалтирью требовала тем большего напряже­ния, что Лютер рекомендовал каждому использовать Псалтирь в ка­честве домашнего молитвенника и читать ее ежедневно.

Псалтирь, так же, как и Книга Иова, изобилует стилистическими фигурами, которые нельзя было переводить дословно из опасения по­терять смысл ради сохранения образности. Перевод Псалтири длился несколько лет, в него постоянно вносились поправки; работа над 23-им псалмом (22-ым в русском синодальном переводе) показывает, как Лютер постепенно все ближе подходил к наглядной образности древнееврейского оригинала и в то же время заставлял текст по-не­мецки звучать все лучше. Так, в первом издании 1524 г. начальные стихи псалма дословно звучали как «Господь - пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться. Он посылает меня пастись там, где много тра­вы, и ведет меня к воде, которая меня освежает» («Der HERR ist meyn hirt, myr wird nichts mangeln. Er lesst mich weyden da viel grass steht, und furet mich zum wasser das mich erkulet»). После еще двух по­правок в последнем издании (1545) возник вариант, величавая про­стота которого придает тексту такую естественность, что эти стихи сохранились в современной немецкой Библии без изменений («Der HERR ist mein Hirte. Mir wird nichts mangeln. Er weidet mich auff einer grunen Awen Vnd furet mich zum frisschen Wasser» - «Der Herr ist mein Hirte, mir wird nichts mangeln. Er weidet mich auf einer grunen Aue, und fuhret mich zum frischen Wasser»). Интересно, что варианты не­мецкого и русского синодального перевода второго стиха этого псал­ма не вполне эквивалентны: по-русски он звучит как «Он покоит меня на злачных пажитях и водит к водам тихим», по-немецки же - «Он пасет меня на зеленых пажитях и водит к водам свежим ».

Любопытно сопоставить и некоторые стихи 50-го (51-го в немец­кой Библии) псалма. Например, начало псалма: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих из­гладь беззакония мои», - в современной лютеровской Библии звучит как: «Gott, sei mir gnädig nach deiner Güte und tilge meine Sünden nach deiner großen Barmherzigkeit», что дословно переводится как: «Боже, будь милостив ко мне по твоей доброте и изгладь мои грехи по твое­му великому милосердию». Вполне вероятно, что императив «sei mir gnädig» употреблен здесь, чтобы избежать появления его синонима «erbarme dich meiner» («помилуй меня»), т.е. слова с тем же корнем, что и (die) Barmherzigkeit (милосердие), однако дальнейшие несоответст­вия (великой милости (доброте), беззакония (грехи), множеству щедрот (великому милосердию)), очевидно, следует объяснять, исходя из древнееврейского текста. Вероятно, по этой же причине имеет место несоответствие в начале следующего стиха: «Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня» - «Wasche mich rein von meiner Missetat, und reinige mich von meiner Sünde» («Омой меня от моего преступления (злодеяния) и очисти меня от моего гре­ха»). Следующие стихи дают еще большую пищу для размышлений; так, седьмой стих: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя» («Siehe, ich bin als Sünder geboren,und meine Mutter hat mich in Sünden empfangen») переводится как: «Вот, я рожден как грешник, и мать моя зачала меня во грехах». Двенадцатый стих представляет собой особый интерес: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» («Schaffe in mir, Gott, ein reines Herz, und gib mir einen neuen, beständigen Geist») - «Сотвори во мне, Боже, чистое сердце, и дай мне новый, устойчивый [стойкий, непоколебимый] дух» .

Стремление приблизиться к древнееврейскому оригиналу и в то же время недостаток в немецком языке эквивалентов, которые могли бы в полной мере отразить дифференцированную семантику древне­еврейской лексики, побудили Лютера развивать своеобразную тра­дицию словообразования в немецком (для обозначения абстракций ранее ею активно пользовались немецкие мистики ) - создавать сложные слова, большинство из которых без изменений вошли в со­временный вариант лютеровской Библии. Так, в Книге Притчей Со­ломоновых (4:24) сохранилось слово (das) Lastermaul («Tu von dir die Falschheit des Mundes und sei kein Lastermaul» - «Отвергни от себя лживость уст и лукавство языка удали от себя»); здесь опять-таки нельзя назвать эквивалентом русскому словосочетанию лукавство языка с точки зрения как структуры, так и значения: «sei kein Lastermaul» означает «не будь клеветником», хотя, если разложить (das) Lastermaul на компоненты и перевести их дословно, получится приблизительно то же «лукавство (порочность) языка (рта)».

Этим же способом словообразования Лютер пользовался и при пе­реводе Нового Завета; так, например, именно благодаря Лютеру вы­ражение «Wolf im Schafskleid» («волк в овечьей шкуре (одежде)»), Евангелие от Матфея, 7:15, стало достоянием немецкого языка. Этот пример иллюстрирует развитие тенденций словообразования до Лю­тера и в его собственном творчестве: еще в восточно-средненемецком переводе Бегейма (Beheim) 1343 г. имело место выражение schefinin cleidern , в варианте 1522 г. Лютер сохранил препозицию определе­ния в родительном падеже! «…die zu euch komen s chaffskleydern» (дословно — «которые приходят к вам в одежде овец»), что позволи­ло ему в варианте 1546 г. перейти к сложному слову: «Sehet euch für, für den falschen Propheten, die in Schafskleidern zu euch kommen, inwendig aber sind sie reißende Wölffe» («Берегитесь лжепророков, ко­торые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные») .

Одним из самых интересны х примеров подобного словообразова­ния, принадлежащих перу Лютера, является пример с das Hohelied (Песнь Песней). В данном случае Лютер отказался от дословного пе­ревода из Вульгаты («canticum canticorum»), который, в свою оче­редь, был дословным переводом древнееврейского «sir hassirim». Для передачи возвышенности, выраженной по древнееврейской тради­ции повтором исходного слова (как, например, «Хвалите Его, небеса небес…», Пс. 148:4) и, очевидно, по мнению Лютера, бывшей не совсем понятной простому народу, он воспользовался исконно немецкими корнями и создал слово, которое можно перевести как «высокая песнь» или «песнь высот(ы)» (от «hoch» ­- «высокий» и «(das) Lied» — «песня, песнь»). Тот факт, что это слово в современном немецком может использоваться как нарицательное в значении «гимн чему-ли­бо», «лучшее произведение художника, творца», свидетельствует о целостности восприятия его смысла и по сей день.

В современном немецком широко распространены сложные слова на библейскую тематику, такие как (der) Sundenbock («козел отпущения» , (das) Kainszeichen («Каинова печать»), (die) Feuertaufe («боевое крещение»), (der) Adamsapfel («адамово яблоко»), (das) Feigeblatt («фиговый листок»), (der) Judaskuss («поцелуй Иуды»), (der) Eckstein («краеугольный камень»), которые переводятся на русский фразеоло­гическими оборотами и являются эквивалентными последним по значению и сфере употребления. Интересно слово (der) Uriahsbrief (дословно - «послание Урии»), не имеющее эквивалентного фразео­логического оборота в русском и употребляющееся для обозначения дурной вести, приносящей несчастье или даже смерть тому, кто ее пе­редает.

Многие сложные слова подобного рода были образованы Лютером или вскоре после него, однако не всегда возможно установить их ав­торство; не исключено существование неологизмов, приписываемых ему, в устной народной традиции того времени (известно, что Лютер призывал своих помощников внимательно прислушиваться к народ­ной речи в поисках понятных, простых и емких слов и выражений). Не все неологизмы Лютера дожили до современности - по языковым причинам, однако, образы и понятия, выраженные ими, как основные библейские символы, единые для всех народов, остались неизменны. Так, например, в современной немецкой Библии, Псалтирь 119(118):19, сложное слово (der) Erdengast (дословно - «земной странник») оказалось разложенным на исходные компоненты: «Ich bin ein Gast auf Erden;) verbirg deine Gebote nicht von mir» («Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих»). Образ живущего на земле человека как странника в юдоли слез был широко распростра­нен в средневековых текстах, а затем в протестантских церковных песнопениях.

Создание неологизмов - только одна сторона вклада Лютера в обогащение лексики немецкой Библии . Благодаря ему многие ста­рые слова получили новое значение если не в самой Библии, то через ее трактовку Лютером и его идей как богослова. Например, слово (der) Pfaffe, означавшее (католический) священник в миру, приобре­ло пренебрежительный оттенок (поп) в противовес слову (der) Pfarrer - пастор, (протестантский) священник. Столь частое у протестан­тов слово fromm означало до Лютера честный, правдивый, прилежный, а затем приобрело значение богобоязненный, благочестивый. К таким словам c переосмысленным значением предположительно можно от­нести (der) Beruf (профессия), в средневерхненемецком означавшее «зов, призвание» и получившее привычное для современного немец­кого значение «служба, звание, деятельность». По учению Лютера ка­ждый призван к своей работе (деятельности) Богом, следовательно, она угодна Богу и должна восприниматься работающим как служе­ние. В связи с этим получило новое значение само слово (die) Arbeit (работа), которое в средневековом немецком в целом означало «мука, нужда». То, что для средневекового католика было «мучени­ем», становилось благословением для протестанта.

Известно, что подобного рода комментариями, которые должны были разъяснять суть его вероучения, Лютер сопровождал на полях свой перевод, что одновременно облегчило ему работу над катехизи­сом (1529), который был предназначен для образования детей, нового поколения протестантов, и поэтому нуждался в особой ясности и дос­тупности изложения.

Комментариями он пользовался и при переводе библейских по­словиц и поговорок, - именно эти комментарии в ряде случаев позво­лили установить авторство Лютера, точнее, доказать существование эквивалентных вариантов в народной традиции. Так, стих «Wo aber ein Aas ist, da sammeln sich die Adler» (Mф. 24:28) - «Ибо, где будет труп, там соберутся орлы» он пометил как уже существовавшую послови­цу; в несколько измененном виде она сохранилась и по сей день: «Wo ein Aas ist, da sammeln sich die Geier» («Где падаль - там и стервятни­ки»). Пословица «Wes das Herz voll ist, des geht der Mund über» (у Люте­ра « Wes das Herz vol ist, des gehet der Mund über») - «От избытка сердца говорят уста» (Мф и. 12:34) была зафиксирована еще в 15 веке, поэто­му Лютер предпочел этот вариант возможности дословно перевести из Вульгаты, о чем подробно писал в «Послании о переводе» .

Естественно предположить, что именно с появлением лютеров­ского перевода многие библейские пословицы и поговорки, не нуж­давшиеся в замене немецкими народными эквивалентами, получили не менее широкое распространение (зачастую претерпев незначи­тельные структурные изменения). К ним относятся такие известные фразы, как: Hochmut kommt vor dem Fall - Гордость предшествует па­дению (Притчи 16:18), (Und) es geschieht nichts neues unter der Sonne - (И) нет ничего нового под солнцем (Екклезиаст 1:9), Suchet, so werdet ihr finden - Ищите и обрящете (Мат. 7:7), Der Prophet gilt nichts in seinem Land - Нет пророка в своем отечестве (Мат. 13:57) и др.

Особого внимания заслуживают фразеологизмы немецкой Биб­лии или фразеологизмы, созданные по библейским мотивам и не имеющие эквивалентов в русской традиции. К ним относится, напри­мер, выражение «Benjamin der Familie» (переводится как «баловень, любимец семьи»), в то время как в английском есть выражение «Benjamin’s mess» («изрядная доля»); семантика этих выражений объ­ясняется значением древнееврейского имени Binjamin - букв. сын десницы, т.е.любимый сын.

Выражение langer Laban (досл. длинный Лаван), не имея эквива­лентов ни в русском, ни в английском, может быть, однако, отнесено к специфическим немецким фразеологизмам с библейской тематикой лишь с некоторой натяжкой в виду его спорной этимологии. Во-пер­вых, в Библии (Быт. 29) нет никаких свидетельств о росте Лавана, во-вторых, вполне вероятно, что это выражение, употребляемое пре­жде всего на севере Германии в значении неповоротливый, неуклю­жий, медлительный человек, содержит реликт кельтского llabi или lleban, которому соответствуют в английском глагол to lob (тяжело, неуклюже идти, бежать) и существительное lubber (большой неуклю­жий человек, увалень).

К специфическим немецким фразеологическим единицам с биб­лейской тематикой относятся и выражения, основанные на игре слов, например, nach Beth lehem gehen (идти в Вифлеем) = zu Bett gehen = идти в постель, ложиться спать, т.е. созвучие Beth- и Bett ведет к пе­реосмыслению значения первого выражения, которое может упот­ребляться в совершенно прозаическом контексте.

Как видно из приведенного выше примера, переосмысляться мо­жет сама ситуация употребления выражения. Например, в притче о богаче и Лазаре (Лука 16:29) Авраам говорит: «Sie haben Mose und die Propheten; die sollen sie hören» («У них есть Моисей и пророки; пусть слушают их»). Выражение же Mose(s) und Propheten haben (иметь Моисеяи пророков) употребляется теперь как Geld haben (иметь день­ги); переосмысление основывается, по-видимому, на созвучии Mose(s) (Моисей) и Moos (деньги) из синонимичной конструкции Moos haben, т.к. немецкое слово Moos предположительно восходит к древнееврейскому maoth (ср.идиш maos), что означает Pfennige, Kleingeld (пфенниги, мелочь).

Фразу «O Herr, er will mich fressen!» (досл. «Господи, он хочет по­жрать меня!»), Товит 6:3 немецкой Библии , теперь употребляется шутливо, если кто-либо зевает с широко раскрытым ртом, или же про­сто говорится «Tobias sechs, Vers drei»(«Товита шесть, стих третий»).

Многочисленная толпа гостей может быть встречена словами «Dass mein Haus voll werde!» («… чтобы наполнился дом мой» или « Чтобы мой дом был полон!»), Лука 14:23.

Как видно, приведенные примеры не лишены интереса и, в силу своей уникальности, свидетельствуют об особом отношении немцев к Библии - здесь чувствуется протестантская простота и отличное знание текста, чему, безусловно, способствовало добросовестное изу­чение Библии, к которому призывал Лютер и которое стало возможно именно благодаря ему.

На становление общенациональной нормы немецкого языка, раз­витие книгопечатания и, как следствие, распространение образова­ния в Германии Библия Лютера оказала ни с чем не сопоставимое влияние. В короткий период с сентября 1522 г. и до смерти Лютера в феврале 1546 г. было выпущено более 400 изданий Библии. Из них 101 только в Виттенберге. Книгопечатники Аугсбурга напечатали 61 издание, Страсбурга - 46, Нюрнберга - 39, Эрфурта - 32, Базеля - 27, Лейпцига - 25 огромными по тем временам тиражами еще при жизни Лютера. На лютеровской Библии 1984 года издания (она так и называется - die Lutherbibel), переработанной и изданной Евангели­ческой церковью в Германии, добросовестно снабженной всевозмож­ными глоссами, пояснениями, цветными картами и даже предполо­жительной хронологией написания каждой отдельной книги, красу­ется роза Лютера.

Т.В.Ярцева, М.П.Клочковский

Журнал «Начало» №6, 1998 г.

В Новом Завете также встречаются интересные несоответствия, например, в Еван­гелии от Луки 1:28-29: “Ангел, вошед к ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с То­бою; благословенна Ты между женами» (“Und der Engel kam zu ihr hinein und sprach: Sei gegrut, du Begnadete! Der Herr ist mit dir!» - “И ангел вошелкней и сказал: Приветствую тебя, Благодатная! Господь с тобою!»;“Она же, увидевши его, смутилась от слов его и размышляла, что это было за приветствие» (“Sie aber erschrak uber die Rede und dachte: welch ein Gru ist das?») - “Она же испугалась [этой]речи и подумала: Что это за привет­ствие?»

Бах, Арнольд. Там же. С. 126

Имеются примеры еще более раннего употребления этого выражения, в т.ч. в нази­дательном стихотворении “Renner” (1296-1309) Гуго фон Тримберга и в “Блудном сыне” Буркхарда Вальдиса: “Wan der wulf wil roven gan/ so tuet he shaps kleder an” (“Ко­гда волк собирается на охоту, он надевает одежду овец”), см. Bottcher, Kurt, Berger K.H., Krolop, Zimmermann. Geflugelte Worte: Zitate, Sentenzen u. Begriffe, in ihrem geschichtlichen Zusammenhang. Bibliographisches Institut Leipzig 1981.

Эта фраза, за исключением незначительных орфографических поправок, без изме­нений сохранилась в современной немецкой Библии и вполне эквивалентна русскому переводу.

Или das Hohe Lied

Словарь Лютера был наименее понятен для его читателей в западной и южной Гер­мании, поэтому первые издания лютеровской Библии в Страсбурге, Аугсбурге и Базеле сопровождались словарями, переводившими Лютера на верхненемецкий (южнонемец­кий) язык. Особым успехом пользовался словарь при Библии, изданный Адамом Петри в Базеле (1523 г.). Подобного рода словари позволяют проследить начало процесса лек­сической унификации языка. Так, например, в противоположность южнонемецким диалектальным словам bidmen, gesprackelt/gescheckt, (der) Buhel, (die) Leftze в совре­менный немецкий прочно вошли соответственно лютеровские beben (дрожать), bunt (пестрый), (der) Hugel (холм), (die) Lippe (губа). См. Жирмунский В.М. История не­мецкого языка. М. 1965 С.82

Arndt, Erwin. Brandt, Gisela. Ebenda. S 210

Arndt, Erwin. Brandt, Gisela. Ebenda. S 216

В немецкой (по крайней мере, протестантской) Библии Книга Товита считается апокри­фом; не все ее стихи совпадают с русским переводом. Приведенная в примере фраза отсутст­вует в русском тексте.